– Хотела бы я хоть на пять минут напустить их всех на мистера Шамбрена, – усмехнулась Элисон. – Вряд ли ему пришло бы в голову шутить. Садитесь, Джонни. – Она сняла телефонную трубку. – Будьте добры, соедините меня с мистером Кардозой в Гриле! – Она взглянула на Джона. – Посмотрим, забыл ли он, как вы, мои женские чары? Это старший официант в Гриле. Добрый день, мистер Кардоза! Говорит Элисон Барнвелл. – Она прикрыла трубку рукой, пока тот что-то пространно говорил. – Не забыл! Ну, теперь главное испытание, – сказала она. – Мистер Кардоза, мне нужен столик на двоих сегодня. Да, я знаю, сегодня там званый завтрак…5 Зачем же еще, как вы думаете, я стала бы рисковать своей фигурой?.. Нет, это не приказ мистера Шамбрена. Это моя личная просьба, дорогой мистер Кардоза… Конечно, мы будем висеть на люстре, если необходимо… Спасибо вам большое, мистер Кардоза! Вы просто ангел. – Элисон опустила трубку. – Ну вот, все в порядке. Он рассыпался в обещаниях. Очевидно, я еще что-то имею на своем счету!..
– Вы прелестны! – улыбнулся Джон.
– Как далеко заходит ваша скромность, Джонни? – Она засмеялась. – Как видите, я заметила вас вчера, а это означает, что я не хотела, чтобы вы меня забыли. Что именно я, как пресс-секретарь, должна для вас сделать в этом выстланном плюшем аквариуме?
– Я и сам точно не знаю, – ответил Джон, избегая ее взгляда. – Я еще не готов задавать умные вопросы. Если я просто буду ходить за вами по пятам и смотреть, как работает вся эта машина?
– Ходите, Джонни! Вы не против, если я перейду на дружеский тон?
– Конечно, – с готовностью сказал он.
– У меня противная память, Джонни. – Улыбка угасла на губах девушки.
– Ну вот еще!
– Послушайте. Я открою вам свои секреты, Джонни, потому что я хочу того же с вашей стороны. Когда-то я была замужем за самым лучшим человеком на свете. Он погиб во время испытания бомбы в Неваде. Какое-то время я хотела умереть. Мне нравилось быть замужем. Нравилось, чтобы меня любили. Я знала, что никогда больше не полюблю и, если даже выйду замуж, это будет не то, совсем не то. Наконец я взяла себя за шкирку и пошла работать. Специальности у меня не было, но мне посчастливилось получить хорошее образование. Я попробовала стать репортером, но для этой работы я оказалась слишком женщиной. Я стала организатором рекламы для туристического агентства. Потом была модельером, работала в одной кинокомпании и наконец – здесь. Вот тут и возникает моя противная память. Противная, потому что напоминает о страшных вещах. После того как я вас впервые увидела, она напомнила мне что-то, что следовало забыть.
– Что?
– Фотографию молодого человека, выходящего из отдела кадров «Интернэшнл». Отец этого человека был специалистом по обезвреживанию бомб. Может, из-за каких-то моих собственных ассоциаций та фотография мне запомнилась. И история, связанная с ней, история человека, покончившего с собой после столкновения с Обри Муном.
Джон с трудом перевел дыхание.
– Ну вот, вы знаете – кто я!
– Знаю, Джонни. – Она мягко улыбнулась. – Я подумала, что должна вам это сказать, если мы собираемся провести вместе ближайшие несколько дней. А вы знаете, когда мистер Шамбрен упомянул о вашем отце, вы побелели, как бумага? Мистер Шамбрен не заметил. Он был зачарован звучанием собственной речи.
– И вы ничего не сказали ему?
– Зачем? Как я теперь вспоминаю, вы легально изменили свое имя. Напоминание о том, что вы – Мак-Айвер, принесло бы вам много новых бед, не правда ли?
– Массу бед…
– Меня беспокоит другое, Джонни! Когда вы явились сюда изучать гостиничное дело, вы, должно быть, знали, что в этом отеле живет Обри Мун?
– Знал.
– Он может вас узнать?
– Не знаю.
– Во всяком случае, на одно вы можете рассчитывать: мистер Шамбрен не выведет вас отсюда за ушко по первому требованию Mvнa. Джонни?
– Да?
– Джонни, вы здесь действительно для того, чтобы изучить наше дело?
У него сжалось сердце. Притворяться было поздно. Она застала его врасплох.
– Ваша память слишком настойчива, – сказал он, пытаясь улыбнуться.
С минуту она молчала.
– Вы не хотите дать мне возможность понять вас, Джонни? – спокойно спросила она.
Он сидел, разглядывая свои руки, сжатые в кулаки. Симпатичные руки, сказала вчера эта девочка, мисс Стюарт. Почти наверняка она тоже знает, кто он. «Что бы вы ни сделали, я вас совершенно не знаю».
Он взглянул на Элисон и вдруг почувствовал, как больно сжалось горло. Его охватило страстное желание рассказать ей всю эту историю, все, до последней детали! С того дня, как погиб его отец, он ни с кем не говорил откровенно. Он не мог поделиться своим горем с матерью – ей и так было тяжело. За двенадцать лет он никому не мог объяснить, как глубоко ранило его самоубийство отца. Джону не с кем было поделиться собственным горем. Никто не знал, какие проклятья он выкрикивал по ночам в подушку в адрес Муна. Все это вновь поднялось в нем, когда он посмотрел в голубые глаза Элисон.
Он облизнул пересохшие губы.
– Я пришел сюда для того, чтобы убить его!..
И тут его прорвало… Элисон слушала его молча. На лице ее было выражение жалости и дружеского сочувствия.