– Я не верю, что человек будет вести себя совершенно естественно, если будет посвящен в наши планы. Я и вам не верю, мисс Барнвелл, да только теперь с этим ничего не поделаешь! Наша единственная надежда, Уилз, в том, что наш друг считает, будто вы еще не пришли к окончательному решению и вас надо немножечко подтолкнуть. Вот на чем мы его и поймаем, если действительно поймаем.
– Я не уверен в том, что смогу вполне убедительно сыграть свою роль, зная, что у меня на спине нарисована мишень, – сказал Джон.
– Эта мишень уже давно у вас на спине, – возразил Харди, – но только сейчас вы это по-настоящему осознали, вот и все! Если будете вести себя немного нервно или нерешительно – тем лучше. Он решит, что вы все еще на распутье.
Харди ушел, чтобы организовать своих людей.. Элисон взглянула на Джона. Ее лицо было тревожно.
– О, Джонни, во что я вас втравила?
– Дорогая Элисон. – Он хотел подойти к ней поближе, но подумал и остался там, где был. – Помню, когда я был ребенком, отец сказал мне одну вещь. Мне было тогда десять лет, и нас с матерью эвакуировали из Лондона в Штаты. Прощаясь, отец сказал мне, хотя, как я теперь понимаю, слова предназначались моей матери: «Когда-нибудь, Джонни, ты поймешь, что человек сам по себе – только половина целого, словно банкнота, разорванная пополам. Он не имеет ценности сам по себе, если не найдется вторая половина. Я никогда не стану целым, Джонни, если ты не привезешь мне обратно вторую половину». Конечно, он имел в виду мою мать. У меня никогда не было второй половины, Элисон! Я знаю, вы мне помогли просто потому, что у вас доброе сердце. Я знаю, не я – ваша вторая половина. Но тем, что вы разделили со мной мою беду, вы заставили меня на минуту ощутить себя целым человеком. Спасибо вам!..
– Что я могу вам сказать на это? – промолвила она серьезно. – Если это помогло вам, я счастлива. Я знаю, каково эго. когда вторая половина утеряна навсегда…
Джон понял, что Элисон предлагала ему только дружбу, на большее надеяться не приходилось.
Через пятнадцать минут они спустились в вестибюль. Там было полно народу. Каким образом стало известно, что Обри Мун появится в Гриле? Для Джона это было загадкой. Может, через журналиста Уилларда Сторма? У входа в Гриль клубилась толпа, пытаясь дорваться до старшего официанта, мистера Кардозы, который стоял по ту сторону красного бархатного шнура и повторял, что в Гриле нет ни одного свободного места.
Как было условлено, Джон огляделся, ища в толпе Харди. Лейтенант стоял у газетного киоска и разговаривал с коренастым человеком. На миг их глаза встретились, Харди положил руку на плечо своего собеседника. Затем перешел на другую сторону вестибюля. Там у витрины разглядывал выставленные товары высокий худощавый человек. И вновь рука Харди на. миг легла на его плечо. Этот маневр повторился еще два раза. Указав четвертого агента, Харди опять мельком взглянул на Джона и исчез.
– О, Господи, – тихо произнесла Элисон.
Джон обернулся и увидел, что к ним приближается очень странная старуха. Ее шляпа напоминала лоток фруктов, прикрытый легкой развевающейся тканью. Норковая шуба сияла в ярком свете люстр и выглядела на ее полной фигуре как просторная палатка. На руках у нее примостился черно-белый спаниель.
– Сумасшедшая из Шеллота, – сказала Элисон. – Ее апартаменты рядом с квартирой Муна. Миссис Джордж Хейвен.
– Та самая, что интересуется кладбищами для собак?
– Та самая. Будьте ласковы с ней, и, ради Бога, Джон, поговорите с Тото, – это все, о чем Элисон успела его предупредить.
Миссис Хейвен надвинулась на них, как шхуна с развернутыми парусами.
– A-а, Барнвелл. – Ее голос прозвучал, как гул древних пушек. Люди оглядывались – и уже не могли отвести от нее глаз. Она была поистине музейным экспонатом.
– Доброе утро, миссис Хейвен! – приветствовала ее Элисон. – Как поживает маленький Тото?
– Сердится на меня, – ответила миссис Хейвен. – Не дала ему побегать, все только по делу. А он привык в это время гулять в парке. – Стеклянные глаза остановились на лице Джона. – А это кто, мисс Барнвелл?
– Джон Уилз, миссис Хейвен, – почтительно ответила Элисон.
– Здравствуйте, миссис Хейвен, – сказал Джон старухе. Затем протянул руку и дотронулся до плоской головы спаниеля. – Хэллоу, старина! – В ответ спаниель снисходительно оскалил зубы.
– Я надеялась обсудить с вами мой завтрак, назначенный на четверг. Когда вы собираетесь опубликовать материал насчет нового кладбища?
– Могла бы я зайти к вам завтра утром?
– Если пробьетесь! – Миссис Хейвен огляделась. Вся ее облаченная в мех фигура выражала крайнее возмущение. – Этот нелепый Мун с его вечными историями! Я не могу дойти до дверей, не столкнувшись чуть ли не со всей манхеттенсхой полицией. Если он очень хочет, чтобы его убили, пусть делает это не так публично. Вас устроит десять часов, мисс Барнвелл?
– Конечно, миссис Хейвен!
Миссис Хейвен перевела на Джона свои стеклянные глаза.
– Не может быть, чтобы в вас было только плохое, Уилз, – сказала она.
– Надеюсь, что нет! – ответил Джон.