Людоед пойман

Это случилось настолько неожиданно, что не укладывалось в голове, — все закончилось! Дикое напряжение последних часов исчезло без следа, инженер, как он и надеялся, оказался Жрущим и расплатился за его грехи. Ирония судьбы: у Самойлова, без сомнения, и своих достаточно, но заплатил инженер за чужие. С другой стороны, как бы там ни было, а Самойлову воздалось по заслугам.

«А для меня все кончилось!»

В глубине души он понимал, что успокаиваться рано, что отныне слово «Осторожность» должно стать его вторым именем, но ничего не мог поделать — чувствовал себя победителем. Потому что он действительно прошел по краю, несколько раз едва не взорвался, едва не выдал себя, но сумел сдержаться, не позволил вырваться клокочущей внутри ярости, обманул всех и теперь имел полное право на маленькую компенсацию.

«Только для того, чтобы успокоиться…»

Утихомирить расшатавшиеся нервы и одновременно насладиться изысканным вкусом сырого человеческого сердца. Не заветрившегося, поскольку хранилось в герметичном контейнере.

«Какой потрясающий аромат…»

Он медленно, наслаждаясь каждым мгновением, каждым действием, отрезал кусочек, не снимая с ножа поднес его ко рту, и…

— Приятного аппетита, — мягко произнес вошедший в купе мужчина.

И включил свет.

Порох замер с раскрытым ртом.

— Тебя не смущает, что это сердце Шамиля? — с улыбкой осведомился Берецкий. — Хотя… Кого я спрашиваю? Конечно, не смущает. Кушай.

Одна рука ликтора серьезно повреждена, перевязана, но во второй, здоровой, он уверенно держит «караулов», неброский, но надежный девятимиллиметровый пистолет, черный глаз которого недружелюбно и многообещающе смотрит на ошарашенного людоеда.

— Но как? — бормочет Порох.

— Помнишь, я попросил тебя закончить дела с Самойловыми, а сам пошел в головной вагон на перевязку?

— Ты был весь в крови.

— По дороге я подбросил сердце в вещи Самойловых… Где ты его потом и нашел. В герметичном контейнере, чтобы оно не потеряло для тебя привлекательности.

— Ты? — Порох до сих пор не может осознать, что его обыграли, и способен лишь на короткие вопросы, почти междометия. Он опустил нож, но в этом жесте не было ни угрозы, ни подготовки к нападению — только растерянность.

— Это я убил Шамиля, — любезно ответил Туман. — И в поезде я охотился не за нашей парочкой, а за тобой, Порох, только за тобой. Я должен был выяснить, людоед ты или нет.

— То есть ты не знал?

— Вы прекрасно устроились в Ярике, поверь — я восхитился. — Берецкий прислонился спиной к стене, поставил ногу на диван и положил вооруженную руку на бедро — теперь она не устанет. А расстояние до сидящего у окна Жрущего и мешающий ему столик, делали невозможным атаку. — Много случайных людей, пассажиров, беженцев — убивай кого хочешь, ешь от пуза, а потом расследуй преступление и назначай виновным кого угодно. — Пауза, угрюмая усмешка. — Представляю, как вы с Шамилем потешались. У вас была не жизнь — сказка.

— Как же мы попали под подозрение?

— Месяц назад вы съели очередного одинокого беженца, а его смерть повесили на комби по имени Крюк. Помнишь?

— Он стал свидетелем, — вздохнул Порох. — Обычно мы не трогаем комби.

— Если он стал свидетелем, нужно было его просто убить и спрятать, — жестко произнес ликтор. — Потому что один из друзей Крюка, человек, которому я обязан, поклялся мне, что комби — не Жрущий. И я поехал в Ярик разбираться.

— Теперь понятно, почему ты взялся за нас…

— Я знал, что Крюк невиновен, и потому в первую очередь заинтересовался теми, кто назвал его таковым… Предположил, что вы — заурядные тупицы, выслуживающиеся перед начальством, подбрасывая улики, но девушка, которую вы съели три дня назад… Я как раз следил за Шамилем и видел, как она села в его внедорожник.

— Но ты не видел меня.

— И потому устроил этот маленький спектакль.

Здоровяк посмотрел ликтору в глаза: