Принц посоветовал вызвать Кривого как человека, уже несколько лет державшего в своих руках нити политического сыска. Анна Леопольдовна согласилась на это и была очень благодарна мужу за совет, когда переговорила с Семеном. Кривой произвел на правительницу очень выгодное впечатление своей рассудительностью, проницательностью, лаконической меткостью суждений. Он посоветовал подождать до поры до времени с Лестоком, а начать с Ханыкова. Капитан славился своими кутежами, не раз бывало, что он исчезал на недели, пьянствуя с цыганками. Если его заманить в ловушку, незаметно арестовать, то его не хватятся, и этот арест не вызовет волнений в полку. Анна Леопольдовна ухватилась за эту мысль и приказала сейчас же привести ее в исполнение.
Но если Кривой произвел благоприятное впечатление на правительницу, то разговор с правительницей, напротив, произвел на старого злодея самое угнетающее впечатление. Как-то сразу Кривому стало ясно, что действительно рано или поздно брауншвейгцы будут, должны, не могут не быть свергнуты и изгнаны.
Дни Брауншвейгской династии сочтены – да, это Семен ясно видел. Все равно: казнят или постригут царевну Елизавету, заманят принца Голштинского, – но брауншвейгцам несдобровать. Россия взволнована, народ недоволен, в дворянстве и армии идет сильное брожение. Не будет действительных претендентов – явятся самозванцы, не будет последних – выищется какая-нибудь новая дальняя родня Петра Великого. Все равно в неумелых, слабых, недостойных руках брауншвейгской четы скипетр не удержится!
Но что же будет тогда с ним, с премудрым Семеном? Ведь со времени первой катастрофы он дал себе слово ни за что ни в чем не попадаться! А вступи теперь на престол Елизавета Петровна, так несдобровать тогда ему!
Но вдруг царевна не замышляет ничего серьезного? Об этом надо было бы узнать… Может, и впрямь Ханыков проговорится? Так или иначе, а арестовать его надо. Надо будет сейчас же приказать Ваньке Каину…
Кривой вдруг остановился посреди улицы, пораженный новой мыслью.
Да не сообразил ли Каин того же самого, что только теперь пришло в голову ему, Кривому? Не потому ли и терпят они неудачу за неудачей, что Каин перекинулся на другую сторону? Но если это так, значит, дела цесаревны Елизаветы обстоят хорошо, потому что Ванька зря не будет служить кому бы то ни было!
Придя домой, Семен первым делом вызвал к себе Каина.
– Ну, брат, – сказал он ему с таинственным видом, – настал наконец момент, когда ты сразу можешь отличиться. У меня имеется к тебе поручение от самой правительницы. Ты должен арестовать двух важных лиц: ее высочество царевну Елизавету и ее врача Лестока!
– Да мыслимое ли это дело? – вскрикнул Ванька.
– Очень мыслимое, – ответил Семен. – Слушай! Царевна каждый год ездит в день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Никольский монастырь. Двадцать первое через несколько дней, наверное, она и в этом году туда поедет, да и с чего бы ей и не поехать, раз каждый год ездит? Возвращается она оттуда поздно вечером. Вот на обратном пути ты подстережешь ее, запрячешь в глухой возок да и увезешь в Петропавловскую крепость. Только и всего. Тех из сопровождающих, кто добровольно не сдастся, убить! Ты похаживай около дворца. Как узнаешь, что царевна выехала, так беги ко мне, я тебе дам все нужное. А когда это спроворишь, тогда за Лестока примешься. Каждую среду доктор ходит в ресторан Иберкампфа, на Миллионной. Он там кутит с земляками. Возвращается он поздно и навеселе. Вот ты подстережешь его, накинешь мешок на голову – да и делу конец!
– Будет сделано, – ответил Ванька.
Отпустив его, Кривой вызвал двух других агентов и поручил им незаметно для Каина следить двадцатого и двадцать второго ноября за царевной и Лестоком. Если заметят, что они вышли из дома, так сейчас же надо отыскать Каина и передать ему, что распоряжение отменяется, но до того ни единого слова ему не говорить. Распорядившись затем подготовкой ловушки для Ханыкова, Кривой стал выжидать дальнейших событий.
В канун Введения Ванька явился к Кривому и с унынием заявил, что царевна в этом году отказалась от поездки в монастырь.
– Уж коли не везет, так не везет, Семен Никанорович! – сокрушенно вздохнул Ванька.
Кривой только улыбнулся.
– Ну, авось завтра с доктором счастливее будешь! – сказал он.
Но оказалось, что и тут Ваньке «не повезло»: и Лесток почему-то отказался на этот раз от обычного посещения излюбленного ресторана!
И опять Кривой ничего не сказал, только улыбнулся…
Двадцать третьего ноября Ханыков попался в расставленную ему ловушку. Заснул он в объятиях нововосшедшей звезды петербургского полусвета, девицы Эльзы из Гамбурга, а проснулся в какой-то темной каменной конуре. Долго не мог понять Ханыков, что с ним такое случилось. Наконец, когда залитые спиртом мозги несколько прояснились, он сообразил, что его «новоселье» является камерой при Тайной канцелярии.
Место было таково, что наводило на весьма печальные размышления. Но Ханыков только свистнул и стал с философским спокойствием выжидать, что будет дальше.