Людовик XI

На следующий день, когда Людовик прибыл в часовню замка в серо-голубом бархатном костюме, украшенном золотом, Маргарита ждала его, одетая в длинный плащ, с короной на голове. Хронисты сообщают, что сопровождающие, будь то французы или шотландцы, были одеты в свои лучшие одежды, и что Карл VII и королева вошли в часовню вслед за молодой парой. Вскоре после этого большинство шотландцев были отправлены домой, и поэтому жаловались на немилость французского короля. Поскольку жених и невеста были слишком молоды, чтобы заключить брак, Маргарита поступила под опеку королевы, чтобы завершить свое придворное образование.

Что Людовик думал о своей невесте и что она думала о нем, неизвестно. Но возможно, что он испытывал к ней неприязнь еще до того, как она села на корабль, который должен был отвезти ее во Францию, ведь ее выбрал его отец.

Король не планировал никаких рыцарских турниров в честь свадьбы Людовика, хотя в те времена нужно было сломать не одно копье, чтобы брак виконта не выглядел слишком скучным. Карл даже не соизволил покинуть свой замок в Амбуазе, чтобы встретить невесту своего сына, и в день свадьбы прибыл в Тур лишь за несколько минут до полудня. Он выразил свое почтение шотландской принцессе, но не похоже, чтобы он посетил Дофина. Когда он вошел в часовню на свадебную церемонию, он все еще был одет в серый костюм, который носил во время верховой езды, и все могли видеть, что он даже не потрудился избавить свои сапоги от шпор.

Насколько нам известно, Карл до тех пор не проявлял особого интереса к Людовику, но внезапно его отношение к сыну стало откровенно оскорбительным. Ни элементарная отцовская привязанность, ни чувство королевского долга, которые обычно побуждали королей заботиться о благополучии и достоинстве сыновей, не смогли побудить его ни к чему хорошему. Несомненно, его поведение было продиктовано чувством зависти к уверенному в себе, сильному и смелому принцу. В прошлом дистанция, на которой он держал своего сына, похоже, сдерживала ревность, которая теперь подстёгивалась постоянным присутствием последнего. Для короля безразличие — иногда ядовитое безразличие — стало инструментом, с помощью которого он надеялся исправить слишком своевольного сына. Что касается Людовика, то он, очевидно, не пытался скрыть, что он думает о жалком правлении своего отца и что он чувствует по поводу отсутствия у него силы воли. Он был уже достаточно взрослым и умным, чтобы составить собственное суждение о Карле, но он был слишком молод, чтобы скрыть презрение, которое отцовская благосклонность могла бы смягчить, и слишком нетерпим к любой форме подчинения, чтобы принять роль покорного сына. Дофина и короля уже разделяла пропасть предрассудков и взаимного неуважения.

2. Недостойный сын

Три года спустя 16-летний Людовик вступил в сговор с недовольными принцами крови, чтобы самому взять бразды правления в свои руки.

После женитьбы он стал играть роль Дофина при королевском дворе. Когда его формальное образование было завершено, он получил свой собственный двор; его воспитатель, Жан Мажори, стал его духовником, и ему была назначена ежегодная скромная пенсия. Двором Дофина управлял самый набожный и строгий барон того времени: Бернар, граф де Пардиак, младший брат буйного графа д'Арманьяка. Ни один крестьянин не стоял на коленях более смиренно, чем он, молясь Богу; во время еды он садился среди слуг, чтобы читать Библию. Если его характер и не склонял молодого Людовика к подражанию этой пуританской строгости, он, тем не менее, испытывал глубокое уважение к графу, сына которого он однажды возведет в герцогское достоинство.

К тому времени двор Карла VII приобрел вполне королевское достоинство. Падение Тремуя привело к власти Анжуйский дом в лице младшего брата королевы, Карла, графа дю Мэн, человека хоть и не очень умного, но обладавшего тем не менее выдающимися способностями. Теперь, когда монархия начала заслуживать этот титул, другие бароны стремились войти в Королевский Совет и добивались расположения короля.