Людовик XI

Пока обе стороны продолжали укреплять свои позиции, граф дю Мэн ежедневно, а то и чаще, ездил в павильон, установленный в Ла-Гранж-о-Мерсье — загородном поместье между линиями фронта — для удобства представителей обеих сторон. Людовик прекрасно понимал, что его дядя ведет двойную игру. Шарлю де Мелёну он отрывисто заметил, что его дядя — "странный человек, с которым нужно обращаться очень осторожно". В присутствии Панигаролы король позволил себе более язвительные замечания относительно интриг, которые граф дю Мэн плел вокруг переговоров[71]. Но он был вынужден играть теми картами, которые были у него на руках. Королю волей-неволей пришлось использовать своего дядю, потому что великие бароны не захотели бы вести переговоры с тем, чей ранг был ниже их, а также потому, что для морального духа королевства было важно, чтобы среди его сторонников был принц крови.

В понедельник, 9 сентября, король покинул столицу, пересек рвы, вырытые для обороны, и перед великой Бастилией, восемь башен которой охраняли ворота Сент-Антуан, встретился с графом де Сен-Поль, в то время как бургундцы держали графа дю Мэн в своем лагере в качестве заложника. Во время встречи с де Сен-Полем, которая была очень любезной и длилась более часа, около 30-и бургундцев и бретонцев совершили набег на парижские виноградники, "виноград которых не созрел даже наполовину", заставив жителей города выйти из города и собрать в качестве защитной меры весь виноград, до которого они могли добраться. В тот год урожай был скудным, и полученное вино прозвали "бургундским вином года". Когда Людовик вернулся к воротам Сент-Антуан, он объявил собравшимся парижанам, что позаботится о том, чтобы их враги больше не причиняли им столько беспокойства, после чего один из офицеров имел дерзость сказать: "Сир, но они обирают наши лозы и едят наш виноград, и с этим надо что-то делать!" Тогда король ответил, что пусть лучше бургундцы оберут все лозы и съедят весь виноград, чем войдут в Париж и захватят провизию и ценности, которые горожане спрятали в своих подвалах.

Вернувшись во дворец, Людовик сказал Панигароле, что граф де Сен-Поль говорил с большим смирением и, кажется, был готов прислушаться к голосу разума. Он объяснил такое отношение тем, что бургундцы должно быть обескуражены мощью парижских укреплений и перспективой быть застигнутыми перед городом приходом зимы. Окончательный результат еще не был достигнут, но с каждым часом принцы пересматривали свои требования.

Через несколько дней (перемирие было продлено до 13 сентября) король получил список точных требований. Принцы требовали компенсации за весь ущерб, нанесенный им во время войны, что означало огромные пенсии, многочисленные привилегии, включая контроль над армией. Герцог Беррийский заявил, что треть королевства кажется ему той долей, которую вправе требовать брат короля. Граф де Шароле хотел вернуть Пикардию и города на Сомме и считал 400.000 экю, в которые обошелся короне их выкуп, компенсацией Бургундии. Что касается герцога Иоанна Калабрийского, то он хотел, чтобы Людовик предоставил ему войска и деньги, необходимые для завоевания Неаполитанского королевства, и отказался от союза с Франческо Сфорца.

В пятницу 13 сентября, в последний день перемирия, король дал принцам довольно сухой ответ, заявив, что их требования были одновременно непомерными и запутанными и им лучше было бы вести переговоры с более реалистичной позиции. Игнорируя этот ответ, члены Лиги предложили продлить перемирие до вечера 17 сентября. Тогда Людовик немного надавил на них в своем ответе, в котором он сообщил о своем согласии, но уточнил, что с этого момента он не примет никакого нового перемирия.