Людовик XI

Тогда король вышел на берег со своими спутниками, и графы оказали ему подобающие почести. Дабы не остаться в долгу, король произнес следующее: "Теперь, брат мой, я знаю, что Вы поистине благородный человек, достойный своего происхождения от французского королевского дома". — "Почему, монсеньор?" — спросил граф де Шароле. "Потому что, когда я отправил послов в Лилль к дядюшке, Вашему отцу, и к Вам, этот глупец Морвилье наговорил Вам такого, что Вы передали мне через архиепископа Нарбонского — человека благородного, что он не раз доказал, сумев всех умиротворить, — что не пройдет и года, как я раскаюсь в том, что Вам довелось услышать от Морвилье, и Вы выполнили свое обещание, причем задолго до истечения срока", — ответил король, добродушно усмехаясь, ибо, зная натуру собеседника, был уверен, что тот получит удовольствие от этих слов. Они и впрямь пришлись ему по душе. "А с людьми, которые выполняют обещания, я люблю иметь дело", — закончил король и затем отмежевался от слов Морвилье, заявив, что не поручал ему говорить что-либо подобное.

Одним махом Людовик удалось сломать лед недоверия. Теперь ему оставалось только развивать успех. Отрекшись от слов Морвилье, он использовал все свое обаяние, чтобы показать графу де Сен-Поль и графу де Шароле, что, отбросив всю прошлую вражду, он высоко ценит их военные таланты и прекрасно понимает, что им должна быть выплачена компенсация, соответствующая их величию. Долгое время Людовик расхаживал вверх и вниз по берегу реки в сопровождении двух графов, непрерывно разговаривая с ними. Затем граф де Шароле затронул вопрос о претензиях принцев: Нормандия должна достаться герцогу Беррийскому, Пикардия — ему самому, то-то и то-то — тому или иному члену Лиги; он также затронул вопрос о благосостоянии королевства — "но это было наименее важным, — отмечает Коммин, — поскольку общественное благо быстро превратилось в частное".

Король оставался непреклонным в своем отказе предоставить Нормандию своему брату Карлу. Однако он заявил графу де Шароле, что он не может отказать тому ни в чем разумном. В качестве еще одного доказательства своего расположения он предложил графу де Сен-Поль должность коннетабля Франции. По словам Коммина, когда Людовик наконец вернулся на свою лодку, прощание, с двумя графами, было "очень любезным".

За кулисами король был очень активен, пытаясь склонить на свою сторону тех, кто пользовался вниманием графа де Шароле, в том числе очень проницательного архидьякона, в котором Людовик, будучи хорошим знатоком людей, сумел распознавать качества человека который "был настолько искусен, что мог, если нужно, вести одновременно двое переговоров, прямо противоположных друг другу".

Вскоре граф де Шароле пришел к мысли, что неплохо было бы пойти на компромисс с королем. По крайней мере, это было бы хорошо для других членов Лиги, для него же не было и речи о компромиссе, раз уж сам Людовик XI так метко признал обоснованность его претензий.

Однако в Париже атмосфера с каждым днем становилась все более напряженной, так как сдача Понтуаза давала о себе знать. В ночь на понедельник 23 сентября Людовик был грубо разбужен ото сна, новостью, о том что бургундцы поджигают столицу. Подняв ополченцев, он поскакал к одним из городских ворот, где его наконец проинформировали, что причиной этих тревожных слухов является не что иное, как яркий свет, испускаемый кометой. Две ночи спустя Париж снова охватила паника, когда стало известно, что ворота Бастилии остались открытыми, а некоторые пушки были выведены из строя[72]. Умы людей были взбудоражены тем, что враг распространял в столице различные "баллады, рондо, пасквили и другие вещи", направленные против главных офицеров короля, чья верность была поставлена под сомнение. Однако парижане упорно защищали дело своего государя.