Было ли все это комедией, подготовленной Ла Вуазен, или же Господь попустил изменить естественный порядок вещей, чтобы наказать осквернителей церкви? Никто этого никогда не узнает, но таковы факты, удостоверенные в показаниях горничной Розы.
В суд были вызваны только три придворные особы: герцогиня Буйонская, графиня Суассонская и маршал де Люксембург.
Герцогиня Буйонская обвинялась лишь в желании, что не находилось в ведении правосудия; тем не менее, приглашенная в суд г-ном де Ла Рени, она явилась по его вызову.
— Госпожа герцогиня, — спросил ее Ла Рени, — видели ли вы дьявола? А если вы его видели, то скажите мне, каков он на вид?
— Нет, сударь, — ответила герцогиня, — я не видела дьявола, зато вижу его теперь! Он страшно уродлив и нарядился в платье государственного советника!
Ла Рени узнал все, что ему хотелось узнать, и больше никаких вопросов герцогине не задавал.
Что же касается графини Суассонской, то для нее все сложилось совсем иначе. У короля, по-прежнему испытывавшего привязанность к Олимпии Манчини, достало благожелательства сказать ей, что если она чувствует себя виновной в том, в чем ее обвиняют, то он советует ей покинуть Францию.
— Государь, — ответила графиня, — я ни в чем не виновна, но испытываю такой ужас перед судом, что скорее соглашусь покинуть родину, чем предстать перед судьями!
Вследствие этого она удалилась в Брюссель, где и умерла в 1708 году.
Что же касается Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиля, герцога, пэра и маршала Франции, соединившего имя Монморанси с именем императорской династии Люксембургов, то он отправился в Бастилию, где Лувуа, враг маршала, запер его в темнице, имевшей в длину шесть с половиной шагов. Когда маршал явился на допрос в суд, его спросили, не заключил ли он договора с дьяволом, чтобы женить своего сына на дочери маркиза де Лувуа.
Маршал презрительно усмехнулся и, обратившись к судье, ответил:
— Сударь! Когда Матьё де Монморанси женился на вдове Людовика Толстого, он обратился не к дьяволу, а к Генеральным штатам, и те постановили, что, дабы обеспечить малолетнему королю поддержку со стороны рода Монморанси, такой брак следует заключить.
Это стало его единственным ответом. Само собой разумеется, он был оправдан.
Ла Вуазен и ее сообщники были приговорены к смертной казни: Ла Вигурё — к повешению, а Ла Вуазен — к сожжению на костре. Для двух этих женщин соблюли иерархию казней.
Ла Вигурё судили первой; во время допросов она хранила молчание или же упорно отрицала все выдвинутые против нее обвинения; тем не менее, когда ее приговорили к смерти, она велела передать г-ну де Лувуа, что откроет ему нечто очень важное, если он пообещает сохранить ей жизнь. Однако Лувуа не принял этого предложения.
— Ба! — сказал он. — Пытка сумеет развязать ей язык!
Ответ передали осужденной.
— Что ж! — промолвила она. — Тогда он ничего не узнает!
И в самом деле, подвергнутая пыткам, как обычным, так и с пристрастием, она не сказала ни слова. Подобная выдержка казалась тем более удивительной, что суровость их была ужасной, настолько ужасной, что вмешался врач и заявил, что если пытки не прекратить, то осужденная умрет. Препровожденная на другой день на Гревскую площадь, Ла Вигурё попросила позвать к ней судей. Те поспешили прийти, полагая, что осужденная хочет сделать какое-то признание, однако она сказала им лишь следующее:
— Господа, соблаговолите сказать господину де Лувуа, что я его покорнейшая слуга и что я сдержала слово! Возможно, ему бы этого сделать не удалось!
Затем, повернувшись к палачу, она произнесла:
— Ну, любезный, довершай то, что тебе осталось сделать!
И она подошла к виселице, помогая палачу в его страшной работе настолько, насколько ей позволяло ее покалеченное тело.
Ла Вуазен во всех подробностях рассказали о казни Ла Вигурё.
— Узнаю ее! — воскликнула Ла Вуазен. — Она была хорошей девушкой, но приняла неверное решение; что же касается меня, то я расскажу все!
Приняв такое решение, Ла Вуазен добилась не большего успеха, чем ее сообщница, и, как и Ла Вигурё, подверглась казни во всей ее суровости 2 февраля 1688 года.
Одно из писем г-жи де Севинье содержит самые точные подробности о смерти этой несчастной, которые мы можем предъявить нашим читателям.