Выслушав эту просьбу, Ла Вуазен первым делом поинтересовалась у великого раздавателя милостыни Франции, не сошел ли он с ума.
Однако аббат Овернский настаивал на своем, поднимал на смех немощность ее искусства и предлагал ей пятьдесят тысяч ливров, если она вызовет тень г-на де Тюренна, и еще двести тысяч, если эта тень укажет место, где спрятан клад.
Ла Вуазен решила, что положить в карман пятьдесят тысяч ливров было бы неплохо; так что мало-помалу она отступила от своего первоначального отказа, заявив, что дело это трудное, но выполнимое и что она берется вызвать тень победителя при Дюнах, если аббат соблаговолит выдать ей вперед половину указанной суммы, а другую половину передаст в руки третьего лица, которое вручит ей эти деньги после того, как тень будет вызвана.
Аббат согласился на это требование.
Ла Вуазен попросила отсрочку на две недели: ей нужно было время для подготовки заклинания. Кроме того, ею были выдвинуты условия, без выполнения которых она отказывалась что-либо делать.
Прежде всего, она хотела, чтобы обряд совершался в полной тайне и никто о нем никогда ничего не узнал; кроме того, при заклинании должны были присутствовать только трое: она, священник Лесаж и аббат Овернский. Однако последнее условие вызвало у аббата резкое возражение; он хотел, чтобы с ним были двое дворян, уже долгие годы преданно служивших его семье: один из них, капитан Шампанского полка, был племянником маршала Гассиона, а другой, имя которого нам неизвестно, исполнял при великом раздавателе милостыни ту же должность, какую шевалье де Лоррен исполнял при герцоге Орлеанском.
Ла Вуазен согласилась на требование аббата, и было решено, что эти два дворянина будут присутствовать при заклинании.
Наконец, третье выдвинутое ею условие, от которого по непонятным причинам ее невозможно было отговорить, состояло в выборе места, где должно было происходить заклинание. Она выбрала для этого базилику Сен-Дени, заявив, без каких бы то ни было объяснений, что в любом другом месте колдовство не удастся.
Такое требование могло смутить угодно, но только не кардинала и великого раздавателя милостыни; для прелата, занимавшего столь высокое положение, никаких трудностей не существовало: сто пистолей и доходная должность при великом раздавателе милостыни показались ризничему достаточным вознаграждением, и он, получив деньги и обещание, взялся провести кардинала и его свиту в церковь аббатства, где, как говорилось в их соглашении, они должны были, согласно своему обету, провести часть ночь в молитвах над могилой г-на де Тюренна.
Для колдовства следовало дождаться пятницы, которая выпала бы при этом на тринадцатое число месяца, но такое совпадение случилось раньше, чем можно было надеяться; двухнедельной отсрочки, которую просила Ла Вуазен, оказалось вполне достаточно для подготовки, и в первый же подобный день можно было приступить к заклинанию.
В указанный день кардинал, двое его дворян, двое священников, Ла Вуазен, ее горничная Роза, из показаний которой стали известны все эти подробности, и негр, который нес орудия волшебства, отправились в дорогу в четыре часа пополудни; им нужно было прийти в Сен-Дени до закрытия ворот. Ризничий их ожидал и спрятал в колокольне.
Когда прозвонило одиннадцать часов вечера, святотатцы вышли из своего убежища и вступили в церковь. Двое священников, Лесаж и Даво, должны были служить сатанинскую мессу, то есть мессу навыворот.
Они зажгли от черной свечки пять церковных свечей, установили нечто вроде алтаря, положили на него священные книги, но в порядке, противоположном тому, какой принят при богослужении, которое здесь намеревались пародировать, и перевернули вверх ногами распятие.
Случаю было угодно, что в эту самую ночь в небе громыхала гроза: казалось, святотатство разгневало Небеса и Господь громовым голосом возвещал тем, кто наносил ему оскорбление, что есть еще время одуматься и не идти в своем преступлении дальше.
Ла Вуазен предупредила присутствующих, что, по всей вероятности, призрак расколет алтарь и появится в момент освящения.
Тем временем буря, казалось, стала еще сильнее с тех пор, как началась святотатственная месса. По мере того, как близилась минута освящения, удары грома становились все оглушительнее, а молния сверкали все ближе и делались все багровей. Наконец, в то мгновение, когда священник Лесаж вознес гостию, призывая Сатану, вместо того чтобы призывать Бога, послышался пронзительный крик, плита на клиросе поднялась, и из-под нее появился призрак в саване.
В то же мгновение все смолкло: прекратилась кощунственная месса, стихла карающая буря; присутствующие пали ниц, и послышались слова:
— Несчастные! Мой род, который прославили столько героев, отныне придет в упадок и унизится! Все, кто носит имя Буйонов, лишены теперь его славы, и не пройдет и столетия, как имя это угаснет! Клад, который я оставил после себя, заключается в моей славе, в моих победах! Не ищи же, недостойный, иного клада![45]
И с этими словами призрак исчез.