Людовик XV и его двор. Часть вторая

Король встретил своего бывшего фаворита довольно боязливо, но было видно, что он принимает его с удовольствием. С этого времени король резко переменился; королева стала замечать, как мало-помалу возрождается его прежняя холодность к ней, и, когда накануне его отъезда в Страсбург бедная женщина спросила мужа, какая судьба ожидает ее в будущем, и добавила: «Государь, я была бы счастлива последовать за вами», король ограничился следующим ответом:

— Не стоит делать этого.

И ничего другого вытянуть из него она не смогла.

Вся в слезах, королева отправилась в Люневиль.

Герцог де Пентьевр, заболевший оспой, остался в Меце.

Герцогиня Шартрская и принцесса де Конти заявили, что они уезжают на войну и появятся в окопах у осажденного Фрайбурга.

И, наконец, герцогиня Моденская и ее дочь отправились в Страсбург.

Что же касается короля, то он непрестанно молился, выказывая угрюмость, а порой и еле сдерживаемую ярость.

В Люневиле он остановился у короля Польского, однако ничто не могло развлечь его, и, как ни старались дамы, на его губах ни разу не промелькнула улыбка.

Его рассеянность была настолько велика, что он уехал из Люневиля, даже не подумав попрощаться с королевой Польской, но, проехав десять льё, послал ей с курьером письмо, чтобы попросить у нее извинения за это упущение.

Точно так же он поступил и со своей супругой, и понадобилось еще одно письмо, чтобы загладить этот промах.

Прибыв в Саверн, лежавший на его пути в армию, он получил от г-жи де Шатору любовное письмо и бант, и с этой минуты страсть к ней снова охватила его с такой силой, что при дворе открыто заговорили о том, что бывшая фаворитка не замедлит вернуть себе прежнее положение.

Во Фрайбурге, который он осаждал, король узнал, что герцог де Шатийон, видя г-жу де Шатору в опале, написал в Испанию несколько писем, не слишком почтительных по отношению к герцогине.

Король немедленно подписал именной указ об аресте герцога де Шатийона и его жены; и он не только подписал этот указ, но и никогда не простил герцога.

Год спустя, когда герцог де Шатийон заболел, он с великим трудом добился разрешения переехать для лечения в замок Льёвиль, но ему было запрещено въезжать в Париж. В августе того же года, когда герцогу понадобилось отправиться на воды Форжа, он попросил короля позволения проехать через Париж.

— Хорошо, — ответил король, — но не останавливаясь там на ночлег.

Наконец в 1754 году, умирая, герцог де Шатийон передал королю через г-жу де Помпадур, в то время фаворитку, что он испытывает глубокую печаль от того, что ему предстоит умереть в опале; однако Людовик XV лишь позволил г-же де Помпадур передать герцогу, что король охотно забудет прошлое, но только по отношению к семье герцога, которая может рассчитывать на благоволение его величества.

Таков был Людовик XV.

XI

Капитуляция Фрайбурга. — Возвращение короля в Париж. — Восторг парижан. — Госпожа де Шатору пишет герцогу де Ришелье. — Отход ко сну королевы. — Ночная прогулка Людовика XV. — Свидание короля с г-жой де Шатору. — Опала врагов герцогини. — Ее болезнь.

Первого ноября 1744 года Фрайбург капитулировал; король подписал договор о капитуляции и, оставив на своих генералов заботу овладеть замками города, уехал 8-го числа того же месяца в Париж, чтобы устроить там свой триумфальный въезд.

Кампания 1742, 1743 и 1744 годов не была удачной.

Отступление Бель-Иля, как ни искусно оно было проведено, обескуражило войска. Майбуа, которого прозвали генералом тринитариев, предоставил своему коллеге всю свободу действий. Сегюр, овладевший Верхней Австрией, постыдно вывел из нее все свои войска; Брольи бежал из Баварии почти без боя; император, избранный при нашей поддержке, лишился не только тех владений, какие мы обещали ему, но и части своих собственных земель, и сделался посмешищем всей Европы. Гарнизон Эгера, единственной крепости, остававшейся у нас в Богемии, был взят в плен. Ноайль, по вине своего племянника Грамона, дал королю Георгу II возможность бежать с поля битвы при Деттингене; в продолжение целых двух лет мы только и делали, что отступали повсюду, и партизан Менцель не раз совершал набеги по эту сторону нашей границы, угрожая добраться до Парижа и отрубить парижанам уши. Народ слышал лишь вести о поражениях и видел лишь разгромленные войска; менялись министры и генералы, и вся надежда оставалась исключительно на короля, да и то лишь потому, что он пока ничего не сделал. Говорили, что причиной болезни короля стали тяготы, испытанные им в походе; все полагали, что он умрет, однако каким-то чудом его жизнь оказалась спасена, и, стало быть, хотя побед он одержал немного, все способствовало тому, чтобы подготовить его триумфальное вступление в столицу.