И вот 5 апреля 1867 года Вагнер приехал в Мюнхен для аудиенции у Людвига II. Он убеждал короля, что есть только один человек, способный наилучшим образом поставить в Мюнхене его произведения, и это… Ганс фон Бюлов, «вагнеровский идеальный дирижер», как называл его сам композитор. Людвиг не мог не понимать, что Бюлов действительно является одним из лучших дирижеров своего времени и может составить гордость баварского театрального искусства. Король дал согласие на его возвращение в Мюнхен, тем более что семейный «вагнеровско-бюловский» скандал уже был отодвинут на второй план — после событий Австро-прусской войны о нем подзабыли. Поэтому Гансу фон Бюлову был возвращен пост королевского капельмейстера; более того — он назначался руководителем открывшейся в Мюнхене Королевской музыкальной школы. Вагнер поспешил в Базель, где Ганс после отставки давал уроки фортепьяно, чтобы лично сообщить ему о переменах в настроении при баварском королевском дворе. Интересно отметить, что и Вагнер, и Ганс фон Бюлов — по крайней мере, на людях — всегда демонстрировали, что их интересует лишь искусство, а взаимоотношения носят по-прежнему дружески-деловой характер.
Вскоре Бюлов прибыл в Мюнхен и приступил к исполнению старой и новой должностей. Чтобы не подрывать очередными ненужными сплетнями готовящееся великое театральное предприятие, Козиме, несмотря на принятые ею ранее решения, пришлось опять вернуться к мужу, развод с которым до сих пор не был получен.
Между тем 24 апреля в Мюнхенской королевской резиденции торжественно отмечалось двухсотлетие рыцарского ордена Святого Георга, гроссмейстерами которого традиционно являлись баварские владетельные государи. Людвиг II впервые присутствовал на торжествах в этом качестве. 22-летний монарх выглядел поистине великолепно в расшитой золотом голубой мантии, подбитой мехом горностая, в камзоле с золотым шитьем, с рукавами, отороченными изысканным кружевом. Недаром на знаменитом посмертном портрете (1887) кисти художника Габриеля Шахингера (Schachinger; 1850–1912) король изображен именно в этом роскошном гроссмейстерском одеянии. Людвиг II и был последним королем-рыцарем! Рыцарем, беззаветно преданным идее Высокого Искусства.
Постановка «Тангейзера» в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре под управлением Ганса фон Бюлова планировалась на лето 1867 года. Король пожелал, чтобы и Вагнер не просто присутствовал на премьере, но и принимал непосредственное участие в ее подготовке. 30 мая он уже снял для композитора усадьбу Престеле (Prestele), снова в непосредственной близости от своего замка Берг. Вагнер вынужден был подчиниться желанию короля и на время покинул покой Трибшена.
Первого августа 1867 года с успехом прошла премьера «Тангейзера» на мюнхенской сцене. Надо отдать должное мужеству и таланту Ганса фон Бюлова: ради торжества искусства он был способен забыть причиненную ему боль и с полной самоотдачей выкладывался как на репетициях, так и на самом спектакле. Успех мюнхенской премьеры «Тангейзера» во многом явился его заслугой.
Вслед за «Тангейзером» было принято решение поставить «Лоэнгрина». Но тут случился совершенно неожиданный конфликт, повлекший за собой очередной виток охлаждения в отношениях композитора и короля. Людвиг II единолично решил заменить исполнителя главной партии. Первоначально предполагалось, что партию Лоэнгрина будет петь давний друг Вагнера Йозеф Тихачек[75]
. Но королю казалось, что в образе лучезарного Лебединого рыцаря — образе, дорогом ему с детства! — более уместно будет выглядеть не шестидесятилетний ветеран сцены, а более молодой исполнитель, и он, не посоветовавшись с Вагнером, настоял на кандидатуре восходящей звезды мюнхенской оперы Генриха Фогля[76]. Вагнер был уязвлен вдвойне. Во-первых, он считал, что никто — даже король! — не имеет права вмешиваться в выбор исполнителей для его музыкальных драм. А во-вторых, он чувствовал себя неловко перед Тихачеком, которому партия Лоэнгрина в мюнхенской постановке была уже обещана. Несмотря на то, что Фогль впоследствии вполне оправдал доверие короля и прекрасно показал себя в спектакле, Вагнер, крайне раздраженный, немедленно покинул Мюнхен и вернулся в Трибшен.Возможно, еще год назад после очередной ссоры с «великим Рихардом» король снова впал бы в отчаяние; но ныне он не был один на один со своим горем — рядом с ним находилась та, которая «понимает его, одинокого». Во всяком случае, так ему казалось…
Людвиг посчитал, что общество принцессы Софии, его будущей жены, заменит ему общество строптивого композитора. Но сравнение сначала с Елизаветой Австрийской, а затем с Вагнером оказалось для Софии роковым. Как знать, если бы ее ни с кем не сравнивали, не ставили бы слишком высокие планки «небесного совершенства и гениальности» — возможно, и не было бы у короля разочарований, повлекших за собой разрыв, который уже был не за горами? Пока же вся Бавария готовилась к королевской свадьбе.