Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

По свидетельству современников, ничто не предвещало беды. Идиллия, да и только! С. Лаврентьева сообщает подробности подготовки к торжествам:

«Не будучи так царственно хороша, как сестра, принцесса была грациозна и чрезвычайно мила. Спокойная глубина ее голубых глаз, стройность ее стана искупали некоторую неправильность черт ее лица. Ничто не могло быть очаровательней этой пары! Молодая принцесса была так же популярна в народе, как и молодой король. По всей Европе, при всех дворах с симпатией смотрели на эту королевскую идиллию, так как слух о Людвиге II, идеалисте, мечтателе, артисте — становился легендарным… Эта пара, улыбавшаяся в витринах эстампных магазинов, казалась счастливым предзнаменованием. Всё готовилось к брачным торжествам. Будущая королева составляла свой двор. Ее комнаты отделывались. Побывав летом на выставке в Париже, король много там закупил подарков своей невесте… Была даже готова парадная карета, стоившая, как говорили, более миллиона флоринов и возбуждавшая удивление и восторг всего города. (Сегодня свадебную карету Людвига II можно увидеть в Музее экипажей в Нимфенбурге. А роскошные королевские мантии, сшитые для церемонии венчания, — в Музее Людвига II в Херренкимзее. — М. З.) Государство заготовляло для рассылки по Баварии посвященные событию медали. Должны уже были начаться празднества. В это время стали распространяться тревожные слухи: свадьба отложена, а затем и совсем расстроена…»

^{78}

Вскоре восторг общества по поводу предстоящего монаршего бракосочетания сменился недоумением. В назначенный срок, 12 октября, свадьба не состоялась и откладывалась без объяснения причин на неопределенный срок. Луиза фон Кёбель писала: «Король беседовал с герцогиней Софией о музыке, о художестве. Танцевал с ней франсез[77] на балу князя Гогенлоэ[78]

; сидел подле нее в театре, а летом отвозил ее в Берг, где на своем пароходе «Тристан» катал по Штарнбергскому озеру к замку Поссенхофен, где в это время жила герцогская семья (герцога Баварского Максимилиана Иосифа (1808–1888), отца Елизаветы и Софии. — М. З.), наслаждавшаяся этими хорошими, полными надежд, днями. <…> Отчего произошел разрыв? Предположений было столько, сколько мошек в воздухе; но настоящая причина так и осталась неизвестной…»^{79}

Причина разрыва — одна из тайн Людвига II, унесенная им в могилу. Предположений по этому поводу действительно было множество. Как мы уже говорили, одно из самых правдоподобных — София не смогла соответствовать тому фантастическому идеальному образу, который родился в воображении короля. Да, в реальной жизни идеалу нет места! Один близкий к Людвигу царедворец вспоминал: «Король в его идеале представлял женщину таким высшим существом, — чуть не настоящим ангелом, — которому недостает только крыльев… а первая женщина, к которой он приблизился, не подошла, видимо, под его идеал. Я сам слышал, как он раз сказал: «Wenn ich einmall heirathe, so suche ich eine Königen, eine Landes-mutter, und keine Herrin![79]»… Король объявил, что его невеста его не любит и ему не верна»^{80}.

Еще до официального разрыва помолвки, 8 октября 1867 года, в письме Козиме фон Бюлов Людвиг II уже делает попытку самооправдания, из которой становится понятно, что он всё решил: «Когда я летом часто писал моей кузине Софии о почитаемом и любимом ею Маэстро — нашем великом друге [Вагнере], — посылал ей книги, письма и т. д., ее мать из существующей между мной и ее дочерью корреспонденции узнала об этом и своим неуклюжим, недалеким умом решила, что это были обычные любовные

письма. То, что речь шла о чисто духовных отношениях, эта Дракониха не могла даже вообразить, так как эти ограниченные люди всё возвышенное меряют по собственной мерке (здесь и далее курсив наш; в очередной раз обратим внимание на подчеркнутую королем разницу между любовными и духовными отношениями. — М. З.). София, расположение которой ко мне было действительно настоящей любовью, чувствовала себя глубоко несчастной, когда слышала, что я не испытываю со своей стороны ничего подобного; из умиления и откровенного сострадания к ее печальному положению я сделал необдуманный шаг к помолвке. Я знаю ее с юности, искренне любил ее всегда как родственницу, как сестру, дарил ей мое доверие, мою дружбу; но нелюбовь»^{81}.