Людвиг II

Должно быть, Людвигу казалось, что родная сестра Елизаветы должна обладать такой же чуткой и романтической натурой. В то время Софии было 20 лет. И она действительно была настоящей красавицей. К тому же принцесса обладала приятным голосом, хорошо играла на фортепьяно, а главное — любила музыку Рихарда Вагнера! Чего же еще желать?

Но как бы ни ждали при баварском дворе объявление о свадьбе короля, скоропалительность принятого им решения изумила всех. «Объяснившись с принцессой на балу, он, ни с кем не посоветовавшись, прямо объявил, что женится на ней. Выбор его был одобрен королевой-матерью, а появление затем в театре жениха и невесты вызвало всеобщий восторг».[112]

Людвиг действительно казался тогда по-настоящему влюбленным. И это ни в коем случае не было притворством; король никогда не был способен на неискренность даже из политических соображений, не говоря уже о сфере чувств. Что бы потом ни говорил даже сам Людвиг, не было это и самообманом: мол, под влиянием общественного мнения Людвиг выдал желаемое за действительное и сам себя заставил поверить в собственную любовь. Он никогда ничего не делал под влиянием общественного мнения, что в итоге и привело его к трагедии. Людвиг действительно полюбил, полюбил всем сердцем, со всей страстью порывистой эмоциональной натуры, для которой во внезапно вспыхнувших чувствах нет ничего из ряда вон выходящего. «Король окружил свою невесту таким ореолом романтизма, что все в стране поверили тому, что она воплощенная поэзия. Он заказал лучшему скульптору ее бюст и поставил его в своем зимнем саду. Затем один из лучших художников Мюнхена, портретист Barfus, по заказу короля, лично присутствовавшего на сеансах, писал портрет будущей королевы в подвенечном наряде; и раз, смотря на почти уже оконченный портрет, король воскликнул с восторгом: «Eine königliche Braut!»[113] Принцесса была изображена в кружевном платье, с подвенечным вуалем, и была очень похожа на свою сестру императрицу Елизавету (курсив мой. — М.З.)».[114] Поистине любовь Людвига II была подобна фейерверку — ослепительно вспыхнув, она, как мы увидим впоследствии, также быстро и потухла…

Одновременно с приготовлениями к свадьбе Людвиг II — на счастье и на несчастье Вагнера — не забывал о своем друге и кумире и старался сделать все возможное, чтобы его музыкальные драмы все же увидели свет рампы. Король не мог не заметить, что с отъездом Вагнера и четы фон Бюлов из Баварии антиваг-неровские настроения среди мюнхенской публики постепенно улеглись и постановки его произведений перестали представлять собой угрозу публичного скандала и бунта. Более того, мюнхенцы внезапно возгордились, что являются современниками великого композитора, и сами пожелали видеть его творения на сцене родного города.

И вот 5 апреля 1867 года Вагнер приехал в Мюнхен для аудиенции у Людвига II. Он убеждал короля, что есть только один человек, способный самым наилучшим образом поставить в Мюнхене его произведения. И этот человек… Ганс фон Бюлов, «вагнеровский идеальный дирижер», как называл его сам Вагнер! Людвиг не мог не понимать, что фон Бюлов действительно является одним из лучших дирижеров своего времени и может составить гордость баварского театрального искусства. Король дал свое согласие на возвращение в Мюнхен, тем более что семейный «вагнеровско-бюловский» скандал уже был отодвинут на второй план; после Австро-прусской войны о нем порядком подзабыли. Поэтому Гансу фон Бюлову отныне возвращался пост королевского капельмейстера. И более того — он назначался руководителем открывшейся в Мюнхене Королевской музыкальной школы. Вагнер поспешил в Базель, где после отставки Ганс преподавал фортепьяно, чтобы лично сообщить ему о переменах в настроении при баварском королевском дворе. Интересно отметить, что и Вагнер, и Ганс фон Бюлов, по крайней мере, на людях всегда делали вид, что их интересует одно лишь искусство, а взаимоотношения носят по-прежнему дружеско-деловой характер.

Вскоре фон Бюлов прибыл в Мюнхен и заступил на старую и новую должности. Козиме вновь пришлось, несмотря на принятые ею ранее решения, вернуться к мужу, развод с которым до сих пор не был получен, чтобы не подрывать новыми ненужными сплетнями готовящееся великое театральное предприятие.

Между тем 24 апреля в мюнхенской королевской Резиденции торжественно отмечалось 200-летие рыцарского ордена Святого Георга. Людвиг II впервые присутствовал на торжествах в качестве гроссмейстера; баварские владетельные государи традиционно являлись гроссмейстерами этого ордена. 22-летний монарх выглядел поистине великолепно в расшитой золотом голубой мантии, подбитой мехом горностая, и камзоле с золотым шитьем и рукавами, отороченными изысканными кружевами. Недаром на знаменитом посмертном портрете Людвига II (1887) кисти художника Габриеля Шахингера (Schachinger; 1850–1912) король изображен именно в этом роскошном гроссмейстерском одеянии ордена Святого Георга. Людвиг II был последним королем-рыцарем! Рыцарем, беззаветно преданным идее Высокого искусства.