Люфт. Талая вода

В висках пульсировала кровь, Роберта обдало жаром. Невыносимо. Тревожно. Он не думал, что делал. Это рефлексы. То, что он так часто видел на улицах. То, как не должно быть. И все-таки опустил оружие, спрятал его в карман. Оно для перестраховки, чтобы их путешествие в Тальвиль не стало путевкой в один конец.

– Прости… Я… нагрела воду.

Он смотрел на ее бледное лицо, на растрепанные волосы, которые едва закрывали подбородок. Тонкая шея, искусанные губы и пронзительный взгляд. Черные, будто пережаренный кофе, глаза отражали его переживания. Смотрели слишком понимающе, слишком… Без жалости. Ани скрылась за дверью.

Когда он сказал, что они уходят, Аннетт лишь кивнула. Бледную кожу тронуло холодное безразличие. Смирение. Такое же, как и у него: пустое, с глухим почти не слышным криком и горьким привкусом. Оно и верно. Все равно куда идти, если ты потерял свой дом, свою землю под ногами.

– Ты возьмешь вон ту сумку.

– Пустую?

– Да, пустую. Если хочешь, можешь бросить в нее несколько опавших листьев.

– Зачем? – Ани щурила глаза.

– Говорят, плохая примета, когда женщина переходит дорогу с пустой сумкой, – и Роберт рассмеялся.

Аннетт закатила глаза, но, улыбаясь, взяла в руку свою ношу. Какая разница, что это значит?

После четвертого звонка в дверь Роберт зло вздохнул, достал из духовки плюшки, закрыл их марлей и, даже не набросив пальто, поднялся наверх.

– Добрый вечер!

На пороге стоял посыльный. Невысокую фигуру в черном пальто сильно замело.

– Два письма для пекарни и письмо Аннетт Батлер, но под личную роспись. Могли бы вы ее позвать?

– Нет. Она болеет, – Роб нахмурился и поежился от холода.

– Тут всего подпись поставить, миссис Нордман просила лично в руки.

– Вы думаете, что человек с температурой, который не встает с постели, должен выйти в холод, чтобы поставить формальную подпись о получении? Занесете в другой раз.

Он забрал письма для пекарни. Заказы, конечно… Но так заранее? Они ушли на выходные, примерно на четыре дня или до приезда Коула и Молли.

Посыльный замялся, вздохнул и протянул Роберту карандаш с бумагой.

– Поставьте подпись, думаю, ничего страшного. Вы же передадите письмо?

– Разумеется, – на этот раз ответ прозвучал мягче.

– Понимаю, что формальности, но это работа, – посыльный пожал плечами и протянул конверт.

– Хорошего вечера! И благодарю за понимание.

Роберт коротко кивнул, после чего поспешил закрыть дверь и спуститься. Он продрог и злился сам на себя за то, что не оделся, прежде чем выйти.

Миссис Нордман просила приготовить два лимонных пирога, один яблочный, три буханки черного хлеба и две небольших банки сухарей. Виселты, как обычно, заказывали хлеб: три кирпича ржаного, один бородинского и два белого. Роб отложил письма на полку, где Молли хранила блокноты и заказы. Осталось письмо для Аннетт. Запечатанное поверх клейкой ленты печатью Нордманов. Столько перестраховок… Он насторожился, но открывать не стал. Обещал передать – передаст. Тем более что Ани часто бывала в гостях и в основном только она и приносила пожилой женщине заказы. Краем уха он слышал, как девушки обсуждали предложение поработать сиделкой по выходным, но Молли советовала не соглашаться, аргументируя тем, что Ани нужен отдых. И в этом он оставался с ней солидарен.

В комнате было тепло. Роберт совсем недавно подкинул дров в камин на втором этаже, и тепло от широкой трубы нагрело небольшое помещение. Он поставил поднос с чаем и двумя плюшками на стул возле кровати, закрыл дверь и только после этого сел на край кровати.

Ани спала. Ему не хотелось тревожить ее сон, но время близилось к ночи, стоило перекусить и потом уже лечь. Он улыбнулся, убрал волосы с ее бледного лица, мягко провел пальцами по лицу. Теплая, но жар, похоже, начал спадать.