Люкке

– А ты всегда ухаживала за детьми?

– В основном да. – Мона поставила на столик две кофейные чашки, маленькую сахарницу и молочник. – Садись, я принесу кофейник.

– Как получилось, что ты стала работать в семье Люкке? – спросила Эллен, когда Мона села рядом с ней на диван.

– Через службу «Дежурная няня», – ответила Мона. – Только имей в виду, я дала подписку о неразглашении. Знала бы ты, сколько вас таких звонило мне после того, как Люкке… – Она замолчала. – На самом деле у меня нет никакого желания говорить с вами, но я не могу сидеть и смотреть, как люди притворяются, что они беспокоятся за Люкке. – Она указала на телевизор.

Эллен кивнула, и Мона налила им обеим кофе.

– Сколько ты проработала в семье Хёёк?

– Дай посчитаю. – Мона задумалась. – Пять лет? Да, с тех пор как разошлись ее родители.

– Значит, четыре года, – поправила ее Эллен, заметив по взгляду Моны, что та удивилась. Ее потрескавшиеся руки дрожали, когда она брала чашку с кофе.

– А кажется, дольше. В любом случае, я заканчиваю через несколько недель. – Она улыбнулась. – Мне шестьдесят пять, и в конце весны я ухожу на пенсию.

– И чем ты собираешься заняться?

– Чем заняться? Или буду ждать добра, – Мона бросила взгляд на висящую над ними вышивку, – или смерти, – мрачно закончила она. – Надеюсь, ждать осталось недолго. – И она подмигнула Эллен за круглыми очками.

Мона произнесла эти слова так спокойно, что Эллен поняла – пожилая дама не боится смерти. Вот бы ей так. Очевидно, такое отношение к смерти вырабатывается с годами.

Они пили кофе под стук колес – поезд метро притормозил у перрона рядом с домом.

– У вас с Люкке были, вернее, есть близкие отношения?

Эллен было трудно судить, отреагировала ли Мона на ее оговорку. Она надеялась, что Мона ничего не заметила. Глаза няни наполнились слезами, и она медленно кивнула.

– Очень близкие. – Мона осторожно поставила чашку на стол.

– Что, по-твоему, произошло? – Эллен положила ладонь на плечо Моны, и у нее тоже защипало в глазах.

Мона тяжело задышала и повернулась к Эллен.

– Не могу понять, почему теперь все вдруг стали беспокоиться о Люкке, ведь никто не делал этого раньше. Мне так больно об этом думать. – Она отвернулась.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Эллен.

– Люкке нелегко. Вот и все, что я могу сказать.

– Ты считаешь, что причина – развод родителей, или есть что-то еще? – продолжила расспросы Эллен.

Мона ничего не ответила и подлила им кофе.

– Как я уже сказала, я дала подписку о неразглашении. – Она серьезно посмотрела на Эллен. – Но скажу тебе одну вещь, которую ты запомни. – Она подняла указательный палец. – Не все годятся в родители.

Эллен хотела было попросить Мону пояснить свою мысль, но Мона сразу же оборвала ее.

– Это все, что я собиралась сказать.

Эллен решила больше не затрагивать эту тему, по крайней мере пока, и задала другой вопрос:

– Ты видела Люкке в тот день, когда она пропала?

– Да, я пришла туда, как обычно, в семь часов утра. Приготовила ей завтрак, одела ее и проводила в школу. Точно так, как делаю каждый день.

– Тот день чем-то отличался от остальных?

Мона задумалась.

– Не знаю, вроде бы нет. Просто пятницы всегда были тяжелыми днями, независимо от того, где она жила – у мамы или папы. По пятницам часто происходили конфликты, теннис, ну и выходные. А по выходным я не работаю, – уточнила Мона.

Эллен кивнула.

– Да, ты спросила, были ли у нас близкие отношения. Мне не следовало бы говорить это, но не понимаю, какой от этого может быть вред. В ту пятницу, когда пропала Люкке, Харальд и Хлоя, как обычно, поссорились. Да, они страшно много ссорятся и чаще всего из-за Люкке.

– В тот раз было что-то особенное?

– Не хочу об этом говорить. – Мона сделала глоток кофе. – Что ты знаешь о Люкке?

– Немного, и именно поэтому я здесь, – ответила Эллен.

– А зачем тебе эта информация, позволь спросить?

Ее как подменили.

– Я хочу помочь найти ее.

Мона посмотрела на Эллен, но ничего не сказала. Какое-то время они сидели в полной тишине. Только тикали большие настенные часы.

– У тебя есть своя семья? – наконец прервала тишину Эллен.

– Нет, – коротко ответила Мона. – Семьи у меня нет.

Эллен стало ее жалко, точно так же, как ей было жалко всех, у кого нет детей. Не играло никакой роли, по собственному выбору или нет. На самом деле больше всего она жалела себя.

– Не смотри так печально, дорогая моя, – сказала Мона опять приветливым тоном. – Всю мою профессиональную жизнь меня окружали прекрасные дети, и я считаю их своими. – Она выразительно улыбнулась.

– Хочешь шерри? – предложила Мона.

– Нет, спасибо, – ответила Эллен, – я за рулем.

– А я, пожалуй, выпью рюмочку. Совсем маленькую, потом так хорошо спится.

Мона посмотрела на часы, висящие над дверью в кухню.

– А теперь тебе лучше уйти.

Эллен кивнула. Она аккуратно свернула одеяло и положила его на край дивана. Затем наклонилась, чтобы снять носки.

– Оставь их себе, – сказала Мона.

Эллен улыбнулась.

Мона проводила ее в прихожую. Эллен надела еще влажную куртку и втиснула ноги в ботинки.