«Что бы ни произошло, во всяком случае, у меня есть Людде», – подумала она и набрала номер своей мамы, которая сразу взяла трубку.
– Я больше не могу, мама! Ты бы видела, как они сидят у нас на кухне!
– Успокойся, что случилось? Кто сидит на твоей кухне?
Хлоя рассказала о Харальде и Хелене.
– Но в этом нет ничего удивительного, тебе надо попытаться поддержать их в такой ситуации.
– Я пытаюсь, но они не хотят со мной разговаривать. Харальд даже дома не ночует. Словно меня не существует. – Она просунула руку под брезент, чтобы дать Людде соску. – Вот так, спокойно, Людде. Я этого не выдержу, мама, я схожу с ума.
– Успокойся…
– Я боюсь, – прошептала она и огляделась, чтобы убедиться, что ее никто не слышит, но, к счастью, в такую погоду на улице было немного людей.
– Почему ты боишься?
– Я не выдержу. – Глаза наполнились слезами. – Я так боюсь, что они станут меня подозревать, мама. А вдруг полиция узнает, как мне было тяжело с Люкке.
– Ты моя маленькая, это же не преступление.
Хлоя вытерла слезы.
– Многим тяжело с неродными детьми. Это не преступление. Помнишь, каково мне было с Бенгтом и его несносными сыновьями?
Она помнила, но от этого не становилось легче.
После смерти папы Хлои ее мама сходилась и расходилась с несколькими мужчинами и их детьми. Один хуже другого. Никому не удалось заполнить пустоту после папы. Никому. Пока она не встретила Харальда.
– Мама. – Она всхлипнула, одновременно кивнув двум мамам, с которыми обычно разговаривала в открытой подготовительной школе. Увидев ее, они замедлили шаг, словно хотели остановиться и поговорить.
Хлоя показала на наушники, дав понять, что занята разговором. Теперь она жалела о том, что в подготовительной школе исходила злобой при чужих родителях по поводу того, какая Люкке невоспитанная и странная. Ее терзало беспокойство. Почему она всегда говорит всем и вся о том, что чувствует?
– Полиция спросила меня, почему я хочу, чтобы Харальд сдал анализ ДНК.
– Зачем ему это делать? Какое это имеет отношение к расследованию?
– Не понимаю, что удивительного в том, что я хочу знать, действительно ли Люкке его дочь?
– И что сказала полиция?
– Они спросили почему, и я ответила как есть. – Хлою затрясло. – Наверняка это рассказала им Хелена.
– Мне кажется, что ты устала и не можешь ясно мыслить. Могу ли я тебе чем-нибудь помочь, дорогая? Может быть, мне взять Людде на несколько часов, чтобы ты могла отдохнуть?
– Нет, спасибо. – Она не могла отдать Людде. Даже своей маме, тем более сейчас. Кроме него, роднее у нее никого не было.
– Но ты можешь мне кое в чем помочь, – сказала она. – Если полиция или Харальд спросят тебя, где я была в пятницу во второй половине дня, скажи, пожалуйста, что я была у тебя дома.
Эллен. 19.30
Эллен приложила пропуск и вошла в редакцию, выкурив сигарету на грузовой пристани.
Ей казалось, что все на нее уставились. Она старалась ни с кем не встречаться взглядом, не зная, кому она может доверять и кто что знает.
Подготовив длинный репортаж о школе Люкке, и сверив информацию с полицией, она погрузилась в редактирование.
За день никакой новой информации не появилось.
У нее по коже бегали мурашки, а от эмоций голова шла кругом. Она все еще сердилась на Джимми.
Сегодня он звонил ей несколько раз, но она была не в состоянии говорить с ним. Что можно сказать? Она все равно ничего не хочет знать, и ей не интересны его невнятные оправдания.
В понедельник вечером репортаж из школы вместе с последней информацией о поисках Люкке возглавили топ-лист 19-часовых новостей, и если ничего радикального не произойдет, эти новости останутся главными и в 22-часовом выпуске. Конкуренцию могли составить только потоки дождя, которые затапливали страну.
Эллен собирала свои вещи, когда раздался звонок. Номер не определился, и она ответила не сразу.
– Эллен слушает.
Тишина.
– Привет. Это Эллен, программа новостей ТВ4. Кто это?
Опять тишина. Эллен посмотрела на трубку, как будто трубка могла сказать, кто звонит.
– Привет! – сказала она уже сердитым тоном.
– Тебе следовало бы знать, что врать нехорошо. Просто-напросто ужасно.
– Извините, – сказала Эллен несколько удивленно. Судя по голосу, на другом конце провода была пожилая женщина. – С кем я говорю?
– Это какое-то нагромождение лжи.
– Если у вас есть жалобы, вам надо обратиться к нашему омбудсмену по работе со зрителями. – Эллен пожалела, что взяла трубку. – Переключить вас? – По старой привычке она сразу же стала обращаться на «вы» к пожилому человеку. Привычка, от которой она пыталась избавиться.
– Нет. Я хочу говорить с тобой. Это ты врешь направо и налево.
– Извини, но я не понимаю, о чем вы. О каком вранье вы говорите?
– Ты утверждаешь, что сегодня в школе был траур.
– Вот оно что. – Эллен начинала понимать, в чем дело.
– Ты утверждаешь, что они беспокоятся о Люкке, но всем плевать, им всегда было на нее плевать. Это лицемерие.
Эллен выпрямилась.
– Вы знакомы с Люкке? Вы член семьи?
Сердце забилось быстрее.