Люксембургский сад. Из французской поэзии XIX-XX вв.

И ни шороха листа,
И ни птицы в звонком пенье, —
Горизонта краснота,
Резких молний воспаленье.

Кое-где видны кусты,
Борозды в болоте тонут,
Тени на стене густы.
Ивы-девы плачут, стонут.

В стороне же от болот —
Ров с водой за пашней тощей,
И старуха, что бредет
Со своей тяжелой ношей.

В чрево синее холмов
Та дорога дальше длится —
Тонкой лентой кружевов
Извивается, змеится…

Carmen

Carmen est maigre, – un trait de bistre
Cerne son oeil de gitana.
Ses cheveux sont d’un noir sinistre,
Sa peau, le diable la tanna.

Les femmes disent qu’elle est laide,
Mais tous les hommes en sont fous:
Et l’archeveque de Tolede
Chante la messe a ses genoux;

Car sur sa nuque d’ambre fauve
Se tord un enorme chignon
Qui, denoue, fait dans l’alcove
Une mante a son corps mignon.

Et, parmi sa paleur, eclate
Une bouche aux rires vainqueurs;
Piment rouge, fleur ecarlate,
Qui prend sa pourpre au sang des coeurs.

Ainsi faite, la moricaude
Bat les plus altieres beautes,
Et de ses yeux la lueur chaude
Rend la flamme aux satietes.

Elee a dans sa laideur piquante
Un grain des sel de cette mer
D’ou jaillit, nue et provocante,
L’acre Venus du gouffre amer.

Кармен

Кармен тонка – исчадье ночи,
От черных кос уйти нет сил;
Зловещей страстью блещут очи,
А кожу дьявол ей дубил.

«Уродка», – слышно в женских сплетнях,
Но тем любовь мужчин сильней.
В Толедо, стоя на коленях,
Архиепископ служит ей.

Шиньон ее, как зверь в неволе,
Что скован цепью золотой, —
Но отпускается в алькове
По телу мантией-волной.

И среди бледности томящей
Цветет, пылает алый рот, —
В победоносном смехе мстящем
Свой пурпур из сердец берет.

Так создана самой природой
Бурлить, стремиться, обжигать;
И своей огненной свободой
Расслабленных подстерегать.

Она невыносимо колка,
Горька, – крупица моря, стон.
Так Афродита волей рока
Явилась в мир из бездны волн.

La chimere

Une jeune Chimere, aux levres de ma coupe,
Dans l’orgie, a donnee le baiser le plus doux;
Elle avait les yeux verts, et jusque sur sa croupe
Ondoyait en torrent l’or de ses cheveux roux.

Des ailes d’epervier tremblaient a son epaule;
La voyant s’envoler, je sautait sur ses reins;
Et, faisant jusqu’a moi ployer son cou de saule,
J’ enfoncai comme un peigne une main dans ses crins.

Elle se demenait, hurlante et furieuse,
Mais en vain. Je broyais ses flancs dans mes genoux;
Alors elle me dit d’une voix gracieuse,
Plus claire que l’argent: Maitre, ou donc allons-nous?

Par-dela le soleil et par-dela l’espace,
Ou Dieu n’arriverait qu’apres l’eternite;
Mais avant d’etre au but ton aile sera lasse:
Car je veux voir mon reve en sa realite.

Химера