Люмпен

— Да ну, вряд ли, — усомнился я, решив не реагировать пока на неприятное слово. — Не по уровню как-то. Ты ещё скажи, начальника Службы Правопорядка вызовут.

— Начальник столичного управления, как и руководитель Службы, имеет право голоса в Совете Семей, — объяснил Сечкин. — Он защищён от ментального воздействия, и его Слово будет услышано одаренными. Мнение всех остальных Совет волнует мало. Поэтому и допрос одарённого проводить будет кто-то из них. Со мной тоже после Зорина генерал беседовал, правда недолго.

— То есть, если бы у нас не было дневника, то мы бы с тобой ничего не доказали? — удивился я. — Одаренные живут в одном с нами мире, но судят их по каким-то особенным законам?

— Слушай, ты как с Луны свалился, — рассердился Сечкин. — У нас есть Совет Семей, и он карает гораздо строже, чем обычный суд. Никто не оправдывает Долчановых! Да, как минимум двое из них совершили преступление! Но это не означает, что одарённым неинтересно, кто и за что судит им подобного. Если промолчать и допустить слабину сегодня, то тебе обязательно сядут на шею завтра.

— Ну и что? — всё равно не понимал я ситуацию до конца. — Допустим, что это ваш Совет скажет, что Долчанова надо отпустить? Как тогда поступить? Бежать и извиняться?

Сечкин страдальчески закатил глаза и как-то нервно дернул руками.

— Никто никого не просит извиняться, — пробурчал Рома, не поднимая на меня глаз. — Но семьи одаренных — это реальные деньги, которые нужны, как для выборов Президента Республики, так и для выполнения предвыборных обещаний. Но если мы перегнем палку, то плохо будет всем. Одарённые не могут жить без государства, а простые люди не смогут без помощи Дара.

Идя в кабинет Веденеева с рапортами, я невольно задумался над последними словами Сечкина. Они мне очень не понравились. Симбиоз вещь, конечно, нужная и правильная, но всё-таки какой-то он однобокий получается. Нам одарённые нужны, а они терпят всех остальных, потому что просто им так удобно.

Еще противнее становилось от осознания правоты Романа. Многие сферы экономики и производства действительно завязаны на семьи одарённых, и я плохо представляю, как, например, можно добывать нефть и газ без их участия. Хотя, раньше же как-то добывали… Значит есть способ, просто о нём уже давным-давно позабыли все. За ненадобностью…

— Руслан, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Веденеев даже не заглянул в густо исписанные листы, а сразу же начал буравить меня испытывающим взглядом.

— Да нет, вроде, — неуверенно протянул я, чувствуя, как непроизвольно начинает холодеть внизу живота. — Борис Игнатьевич, мы же с лейтенантом Сечкиным вам уже всё подробно рассказали… Вон, написали даже…

— Присядь, — неожиданно мягким тоном попросил начальник отдела. Не приказал, а именно попросил, что для меня было совсем уж из ряда вон выходящим.

Веденеев внимательно смотрел на то, как я устраиваюсь на стуле напротив стола, а затем поймал мой взгляд и теперь просто молчал, как будто чего-то ожидая. Я стойко выдержал испытание, хотя холодок внизу никуда не делся. Борис Игнатьевич вздохнул, отвел глаза, а затем начал говорить, не отрывая взора от лежащего на краю стола блокнота.

— Прежде всего, Руслан, я хочу, чтобы ты уяснил несколько вещей. Во-первых, я не призываю тебя поступиться своими принципами и начать стучать на своего коллегу. Во-вторых, всё, о чем мы сейчас поговорим, останется между нами, и не выйдет никуда за стены этого кабинета. И самое главное, я начал этот разговор исключительно в твоих интересах. Я уже многое видел в жизни, поэтому если моя карьера внезапно оборвется, то мне по крайней мере не будет стыдно за сделанное. А ты молодой, у тебя всё еще впереди, и было бы неправильно не постараться помочь тебе сейчас.

— Э-э-э, — протянул я, стараясь, чтобы мое лицо не выглядело сейчас совсем уж глупым. — Борис Игнатьевич, я не совсем понимаю вас…

— Не перебивай, пожалуйста, — слегка поморщился Веденеев, а я непроизвольно подумал, что мир на пороге очередного апокалипсиса. Ничем другим поведение моего начальника объяснить было невозможно. — Я знаю, что ты умный парень, просто иногда немного увлекаешься. Подумай о некоторых нюансах, которые, возможно, ты просто не заметил в силу недостаточного опыта. Сечкин! Ты должен прекрасно помнить обстоятельства его задержания, и то, как быстро нам пришлось отпустить его.

— Ну да, конечно, — кивнул я, абсолютно пока не понимая к чему клонит начальник.

— Самым интересным в той ситуации было то, что генерал дал команду отпустить Романа не потому, что он, допустим, не виноват, а в связи с отсутствием претензий у пострадавшего. Руслан, вдумайся! Отец, потерявший ребенка, не имеет претензий убийце своих детей!

— М… Эм… — неопределенно промычал я, по-прежнему не представляя, как надо реагировать на сказанное.