Дэниела, как и всех мужчин, надо было уговаривать, чтобы они посплетничали. Они только притворяются, что они не любят сплетни, но на самом деле ничто не доставляет им большего удовольствия, чем как следует очернить кого-нибудь за глаза.
— Люси, если я тебе расскажу кое-что (обрати внимание, я говорю «если»), то пообещай, что все это останется строго между нами, — строго произнес Дэниел.
— Само собой, — закивала я головой. Интересно, дождется Шарлотта моего возвращения домой или уже ляжет спать?
— Пообещай, что даже Шарлотте ты ничего не скажешь, — добавил он.
Вот гад!
— Ну-у, Дэниел, можно хотя бы Шарлотте-то что-нибудь рассказать?
— Нет.
— Ну, пожалуйста, — ныла я.
— Нет, Люси. Если ты не пообещаешь мне, что будешь молчать, я ничего тебе не стану рассказывать.
— Обещаю, — пропела я.
Пообещать можно было все что угодно. Я же не поклялась.
Дэниел с трудом сохранял суровое выражение лица. Еще чуть-чуть — и его губы расползутся в улыбке. Мне было приятно осознавать, что я еще могла рассмешить его.
— Хорошо, Люси. — Дэниел сделал глубокий вдох. — Только учти, что я не хочу сказать о Карен ничего плохого.
— Молодец, — одобрила я.
Наши глаза встретились, и я увидела, что уголки его губ опять упорно ползут вверх. Он отвернулся в сторону, якобы для того, чтобы взглянуть на посетителей паба, но я видела, что он просто пытается скрыть улыбку.
Карен совершила большую ошибку, оскорбив одновременно и меня, и Дэниела. Это объединило нас, и, пока нанесенные ею раны не заживут, мы с ним будем союзниками. Ничто не сплачивает двух человек так крепко, как общая обида на третьего.
Дэниел откашлялся и приступил к делу. Наконец.
— Тебе может показаться, что я пытаюсь во всем обвинить Карен, — начал он, — но знай, что я ей не очень-то и нравился.
— Мне кажется, что пытаешься во всем обвинить Карен.
— Но это так, Люси, поверь мне! Она была равнодушна ко мне.
— Ты грязный лжец! — отругала я его. — Она была без ума от тебя.
— Ничего подобного, — сказал он с неожиданной для меня горечью в голосе. — Она была без ума от моего банковского счета — каким она себе его воображала. Но на самом деле она перепугала мою задолженность банку с моими накоплениями.
— Ох, Дэниел, ну что ты говоришь! Ни одна женщина не станет встречаться с мужчиной из-за денег.
— А вот Карен встречалась со мной именно из-за денег. Размер был для нее очень важен — размер кошелька.
Я бы рассмеялась, если бы Дэниел не был таким грустным.
— И она все время пыталась изменить меня, — продолжил он свою печальную повесть. — Ее не устраивало во мне буквально все, и от этого она раздражалась.
— А как она пыталась изменить тебя? — спросила я.
— Она говорила мне, чтобы я серьезнее относился к работе. Что я недостаточно амбициозен. И она заставляла меня учиться играть в гольф, потому что, по ее мнению, все крупные, серьезные сделки заключаются на поле для гольфа, а не в кабинетах.
— Но ведь ты не заключаешь сделки, твоя область — исследования и все такое, — заметила я.
— Вот именно! — воскликнул Дэниел. — И помнишь тот раз, когда я брал ее с собой на вечеринку, которую устраивали у нас в компании в середине июля?
— Нет, — сказала я, вовремя прикусив язык, чтобы не закричать: «Откуда мне было знать, куда ты водил ее и когда? Ты ведь не звонил мне и не сообщал, как у вас идут дела и чем вы, черт возьми, занимаетесь!»
— Ты бы видела, что она там устроила!
Ну-ка, ну-ка! От нетерпения услышать очередную гадость про Карен я подпрыгивала на стуле.
— Она стала флиртовать с Джо…
— С Джо? С твоим боссом? — уточнила я.
— Ага. Это было ужасно, Люси. Она практически предложила переспать с ним, если он поспособствует росту моей карьеры.
— Боже, какой кошмар, — сказала я, краснея за Карен. — Не кому-нибудь, а именно Джо! Ты пробовал остановить ее?
—
— Как это унизительно. — Я сморщилась.
— Люси, мне было так неловко за нее, — признался Дэниел. От тяжелых воспоминаний он побледнел и вспотел. — Так неловко.
— Догадываюсь.
Джо был голубым.
Мы помолчали, переживая за Карен.
— Но если отвлечься от карьеры и денег, вам было хорошо вместе? — спросила я. — Она тебе нравилась?
— Да, — твердо ответил Дэниел.
Я промолчала.
— Ну, в общем, она нормальная девушка, — вздохнул он. — Но вот с юмором у нее туговато. То есть совсем плохо.
— Это не так. — Я почувствовала, что должна хоть что-то сказать в защиту Карен.
— Я не говорю, что у нее совсем нет чувства юмора. Есть, но определенного рода: ей смешно, когда кто-то падает, поскользнувшись на банановой кожуре.
Во мне боролись совесть и желание как следует позлословить о Карен.
Победила совесть.
— Зато она красавица, ты согласен? — спросила я.
— Согласен.
— У нее прекрасная фигура, так ведь? — спросила я.
— Так… наверное, — неуверенно кивнул Дэниел.
— Так почему же ты отказался от нее?
— Потому что она перестала мне нравиться.
Меня это объяснение не устроило:
— Ага, так я и поверила! Пышногрудая блондинка — и перестала нравиться.