Люси Салливан выходит замуж

Мои нервы были на пределе. Телефон звонил весь день, и каждый раз я вздрагивала и судорожно молилась: «Пожалуйста, Боже, пусть это будет Гас». Сама я боялась отвечать на звонки — потому что вдруг это действительно был Гас. Не могла же я допустить, чтобы он подумал, будто я жду его звонка. Это было бы непростительно. Поэтому Шарлотте приходилось отрываться от чистки пригоревшей кастрюли, а Карен — от медленного хождения по квартире с освежителем воздуха и подходить к телефону вместо меня.

И, как и положено брошенной женщине, каждый раз я настаивала, чтобы они выжидали, пока телефон не прозвонит минимум десять секунд.

— Нет, подожди еще немного, — просила я, раз за разом. — Пусть еще позвонит. Нельзя, чтобы он подумал, будто мы бросились отвечать.

— Но мы же бросились, — озадачилась Шарлотта. — По крайней мере, ты бросилась.

Но ничего не помогало. Только один раз за весь день позвонили мне, и это была моя мать.

— Почему вы так долго не отвечали? — спросила она, когда Шарлотта печально передала мне трубку.

И вдруг, совершенно неожиданно для меня, наступил субботний вечер.

Субботний вечер всегда занимал в моей жизни ведущее место. Для меня это был прекрасный момент, яркое пятно в мрачном мире. Но пустой субботний вечер, субботний вечер без Гаса — оказалось, что это страшное явление.

Шесть (неужели всего шесть?) предыдущих субботних вечеров были заняты, потому что я была с Гасом. Иногда мы куда-нибудь ходили, иногда оставались дома, но что бы мы ни делали, мы делали это вместе. А теперь мне казалось, будто раньше у меня никогда, никогда не было свободного субботнего вечера. Я не знала, что делать с этой жуткой вещью. У меня было ощущение, словно мне сунули в руки змею и велели поразвлекать ее несколько часов.

Все мои друзья имели пару. Шарлотта была с Саймоном, Карен была с Дэниелом, Дэниел был с Карен, и вообще, он уже не был моим другом.

Можно было бы позвонить Дэннису, но, как всякий гей, в субботний вечер он наверняка был занят тем, что брил себе голову и готовился к ночи разнузданного гедонизма.

Шарлотта и Саймон предложили мне сходить с ними в кино (как сказала Шарлотта, после вчерашнего разгула ее могло хватить только на кино), но я отказалась. Отказалась не потому, что боялась стать третьей лишней — с этим у меня не было никаких проблем, я почти всю свою жизнь была третьей, четвертой и пятой лишней, и обидно было только первые десять тысяч раз, — а потому, как ни стыдно мне в этом признаться, я боялась, что в наше отсутствие придет Гас.

Я, как дура, все еще надеялась, что он даст о себе знать. Я надеялась, что он придет — в восемь часов, в парадном костюме с чужого плеча и с плохо завязанным галстуком, перепутав пятницу с субботой.

Такая возможность существовала, убеждала я себя.

Ведь такое иногда случается. Вдруг и со мной случится, и тогда я буду спасена. Я смогу радостно отойти от края бездны, потому что мне нет никакой нужды там находиться.

Карен и Дэниел не пригласили меня присоединиться к ним, куда бы они ни направлялись. Да я от них и не ожидала этого. Рядом с Дэниелом я испытывала такую неловкость, что почти перестала разговаривать с ним. И стоило мне вспомнить, как вчера вечером я решила, что он собирается поцеловать меня, хотя на самом деле он просто жалел меня из-за Гаса, я тут же заливалась краской. Как мне такое в голову пришло? И что еще хуже, как такая идея могла мне понравиться? Ведь это же Дэниел. И целоваться с ним — почти то же самое, что целоваться с моим отцом.

В общем, все ушли, а я осталась дома одна — теплым, ясным апрельским вечером.

Где-то между появлением в моей жизни Гаса и его исчезновением зима превратилась в весну, но я была слишком занята радостью и влюбленностью, чтобы обратить на это внимание.

Я обнаружила, что быть брошенной женщиной в теплый, ясный вечер еще противнее, чем обычно.

Когда было темно и холодно, я могла задернуть занавески, разжечь камин, закутаться в одеяло и почувствовать себя уютно в своем одиночестве. А яркость весеннего вечера только подчеркивала мою неудачливость, выставляла напоказ тот факт, что меня бросили. Зима в этом плане была лучше — мое несчастье не так бросалось в глаза.

Гас не пришел в восемь часов, и я спустилась еще на одну ступеньку по лестнице страдания. Почему я не могла просто броситься вниз и покончить с этим? То, что пластырь с раны надо сдирать одним смелым рывком, я понимала, но когда дело доходило до сердечных невзгод, меня охватывала поразительная медлительность и нерешительность.

Я решила сходить в видеопрокат. И купить бутылку вина, потому что одолеть этот вечер без помощи алкоголя не представлялось возможным.

— Гас так и так не позвонит, Гас встречается со своей Мэнди, — говорила я, играя с богами в игру «мне все равно». Если сыграешь в нее успешно, если убедишь богов, что тебе действительно не нужно то, что тебе очень нужно, то бывает, что боги из вредности и чувства противоречия дадут это тебе.

В прокате Эдриан встретил меня как давно пропавшую сестру.

— Люси! Где ты была? — закричал он через весь магазин. — Я не видел тебя сто лет!