Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Дни бывают удачные и так себе. И вдруг — бац, зарядят один за другим такие, что хоть не вставай с постели. Сегодняшний выдался — хуже не придумаешь. Для начала Фуфа едва не съела на завтрак мои шлепанцы. К счастью, бабушка вовремя застукала ее за этим занятием, и шлепанцы, пожеванные и обслюнявленные, все же удалось спасти. Дело, конечно, пустяковое. Но с пустяков, как известно, и начинаются все порядочные неприятности. Не успела я, вздыхая и морщась, сунуть ноги в мокрые тапочки, как тут же щедрая судьба преподнесла мне новый сюрприз. Выяснилось, что, лишившись шлепанцев, Фуфа решила обратить взор на материи более возвышенные. Грызть гранит науки, правда, оказалось делом более трудным и творческим, чем мусолить какие-то там шлепанцы, но Фуфа прекрасно справилась и с этим. Скорбные останки моего учебника по алгебре я нашла деликатно погребенными в углу. Клочки с обрывками уравнений жалкими кучками покоились на Фуфиной подстилке. Собрав то, что еще поддавалось реставрации, я молча удалилась к себе. Но злоключения мои на этом не закончились. Когда спустя час мы со Светкой отправились расклеивать по городу объявления, у какого-то табачного киоска нам чуть не надрал уши приличного вида господин с портфелем. За этим последовали гвоздь в подъезде, дырка на куртке и опрокинутое на меня энергичной Светкой помойное ведро. Потом в троллейбусе мне прищемило дверью палец. В довершение всех бед, от гадалки, к которой мы честно съездили, пользы вышло не больше, чем от гороховой свистульки в симфоническом оркестре. Нет, теткой она, конечно, оказалось приятной во всех отношениях, но в поисках Люси мы в итоге не продвинулись ни на миллиметр. И вот теперь, промокшая, голодная и несчастная, я стояла, понурив голову, у вешалки в прихожей, слушала гневные бабушкины тирады насчет моего внешнего вида и мечтала только о тишине. О тишине и покое.

Спасло меня маленькое стихийное бедствие, неожиданно разразившееся на кухне. Его эпицентром, как водится, была тетя Сима. Решив сделать всем сюрприз и немного облегчить нам тяготы гостеприимства, она по собственной инициативе приняла трудовую вахту у плиты и теперь исступленно жарила там никак не желавшую жариться рыбу. Судя по запаху, рыба горела синим пламенем. Наши шансы на ужин горели вместе с ней. Отодрав от сковородки новоиспеченные угли, тетя Сима подлила масла в огонь, покрутила ручку и плюхнула в клокочущую лаву новую жертву своих жестоких кулинарных экспериментов. Клубы дыма повалили в коридор. Такого вопиющего варварства бабушка стерпеть не могла. Между моим воспитанием и спасением ужина она без колебаний выбрала последнее. Потому что ужин еще была надежда спасти. Со мной же дело обстояло куда неопределеннее.

Воспользовавшись моментом, я тихонько прошмыгнула в комнату и включила телевизор. На экране Верка Сердючка обильно посыпала кого-то «Тайдом», хихикала и грозилась в скором времени добраться буквально до каждого жителя нашей необъятной родины. Следом за Веркой выполз страшного вида зеленый монстр, похожий то ли на какашку, то ли на головастика-мутанта, и что-то угрожающе просипел из унитаза насчет микробов и чистоты. Мутанта сменил Максим Галкин с сольным концертом, потом какая-то длинноногая девица в мини-юбке крутила барабан и минут пять перечисляла своих родственников из Сыктывкара. Когда меня позвали ужинать, она как раз дошла до буквы «т».

На кухне царило гробовое молчание. В воздухе витал запах горелой рыбы. Папа, обычно веселый и разговорчивый, уткнувшись в тарелку, сосредоточенно накручивал на вилку извилистые китайские макароны. Бабушка, потерпев сокрушительное фиаско в борьбе за спасение бедной рыбы, устало клевала носом. Мама теребила салфетку, вздыхала и смотрела в окно. И только тетя Сима, следуя правилам хорошего тона, старалась поддерживать за столом непринужденную беседу. Но и она вскоре умолкла, отчаявшись нас расшевелить. Ужин закончился под звон сгребаемой посуды. О чайной церемонии никто даже и не вспомнил. Вечер, так ни во что и не сложившись, распался окончательно. Все разбрелись по своим углам. Папа — смотреть телевизор и слушать «Эхо Москвы», бабушка — читать какой-то новый западный роман под названием «Меланхоличный убийца», мама с тетей Симой остались полуночничать на кухне, пить кофе и вести умные беседы. Мне же, за неимением выбора, предстояло, закрывшись в четырех, увешанных фотографиями Люси, стенах своей комнаты, наслаждаться полной, ничем не ограниченной свободой уединения.