Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Мы вошли в довольно обшарпанный подъезд. Хлипкая, времен царя Гороха кабинка лифта, гостеприимно распахнувшая перед нами двери, надсадно скрипела и скрежетала, в любой момент готовая рухнуть вниз. Когда мы наконец доползли до восьмого этажа, я уже знала, что Васька дурак, «Зенит» — чемпион, а у Наташки-прохиндейки ножки макаронины. На лестничной площадке, куда нас выплюнул лифт-инвалид, стояла непроглядная темень. Лампочка, как водится, не горела. Мы с трудом нашли нужную нам дверь и нажали кнопку звонка. Я замерла, вся обратившись в слух. В ту же секунду из квартиры раздался громкий радостный лай. Спутать его с чьим-нибудь другим было невозможно. Там, за дверью, лаяла наша Люся! Это был ее голос! Последние сомнения развеялись как дым. Дверь распахнулась, моя собака со всего маху бросилась ко мне на грудь и принялась неистово лизать меня в щеки, нос, подбородок. Люся прыгала вокруг нас как сумасшедшая, вертелась волчком, кидалась то к одному, то к другому, радостно подтявкивала и каждого норовила лизнуть еще и еще. Светка бессмысленно улыбалась, мама отворачивалась, стараясь скрыть волнение.

Когда первые восторги слегка поутихли, мы вошли в квартиру. Похоже, за два дня Люся успела неплохо освоиться в новом жилище. Она бойко бегала из кухни в комнату, знакомя нас со своими новыми друзьями. Улыбчивая, очень милая хозяйка в клетчатой рубашке и потертых джинсах суетилась не меньше Люси, непременно желая напоить нас чаем с домашним печеньем, в то время как ее муж, похожий то ли на весеннего грача, то ли на странствующего философа, растерянно копался в куче тапочек, безуспешно пытаясь составить из них хоть одну пару. Третьим и бесспорно самым главным обитателем этой квартиры был здоровенный рыжий кот, с важным видом возлежавший на холодильнике и внимательно наблюдавший оттуда за происходящим.

— Как хорошо, что Люсю нашли именно вы, — солидно польстила хозяевам Светка. — В наше время порядочных людей встретишь не так уж часто, другие заныкали бы такую собаку, не моргнув глазом.

Хозяева изумленно переглянулись. Светка смутилась.

— Как вы сказали? — переспросил философ, подходя к Светке с одним тапочком в руке.

— Кого мы нашли? — эхом откликнулась его жена.

— Нашу Люсю, — выдавила, краснея, Светка.

Хозяева снова переглянулись.

— Люсю… — задумчиво повторил хозяин. — Ну что ж, она нам так и представилась…

Мы с интересом посмотрели на него, но философ и не подумал нам что-нибудь объяснять.

— Скажите, а что она у вас ест? — спросила хозяйка, разливая чай в разнокалиберные чашки.

— Как что? — мама удивлено вскинула брови. — Люся ест практически все: и кашу, и овощи, и даже фрукты.

— Правда? — изумилась в свою очередь хозяйка. — А у нас она от каши наотрез отказалась. Зато печенку ела с удовольствием.

Настал наш черед изумляться. Мы дружно посмотрели на Люсю. Люся с невинным видом провожала взглядом плывущее в Светкин рот печенье. Честнее морды невозможно было и представить.

— А мы к ней уже так привыкли… — грустно улыбнулся философ и потрепал Люсю за ухом.

— Да, — вздохнула хозяйка. — Она у вас такая смышленая и веселая. Мы даже решили, что если никто не откликнется, оставим собаку себе.

Хозяйка настойчиво подливала всем чай, явно не желая нас отпускать. На философа и вовсе жалко было смотреть, настолько он выглядел расстроенным предстоящим расставанием.

— А оставайтесь встречать Новый год у нас! — предложил вдруг он, весь просияв от того, какое хорошее ему пришло в голову решение.

Отказывать ужасно не хотелось, но нас ждали дома, поэтому принять его приглашение мы никак не могли.

Провожали Люсю как родную. Хозяйка изо всех сил улыбалась сквозь слезы, обнимала тут же принявшуюся ее облизывать собаку, желала нам никогда больше не теряться, жить дружно и любить друг друга до скончания времен. Хозяин только вздыхал и грустно моргал пушистыми ресницами. Стихийное бедствие по имени Люся покидало их гостеприимный дом. С этой минуты жизнь здешних обитателей входила в привычное русло. Только никто из них этому почему-то не радовался. Люся еще была здесь, а они по ней уже скучали. И с тоской оглядывали свое, пока еще веселое и шумное, жилище, зная, что вскоре оно покажется им безнадежно пустым.