Люськин ломаный английский

Сигаретный дым безжизненными клубами носился туда-сюда, постепенно вытекая в дверь. Коренастый усатый мужчина в дальнем конце бара наклонился около чучела горностая. Двое других, с кожей, словно наждачная бумага, и прокуренным дыханием, сидели, сгорбившись, в самом темном углу с кружками пива и терли бороды ладонями. Горностай и бармен уставились на Людмилу, когда она появилась в вихре пара и снега. Она немного подумала и отодвинула стул подальше от горностая, сняла пальто, взмахнула им, разгоняя сигаретный дым, и повесила пальто на спинку стула.

— Он только мужчин кусает, — прохрипел бармен сквозь дым.

— Что ты сказал? — спросила Людмила, подняв голову.

— Я говорю, что он только мужчин кусает, этот хорек. Не бойся, — сказал мужчина, не моргая глядя на Людмилу.

— Ха, понятно. У вас есть горячие напитки?

— Нет, но у меня есть пиво. А ты хочешь горячий напиток?

Людмила бросила на него тяжелый взгляд.

— Если выбор такой охуенный, то я лучше на хорька посмотрю.

Бармен пожал плечами и с улыбкой побрел за стойку, качая головой.

— Еще одна умная черкешенка, — сказал он. — Тебе чай или кофе?

— Кофе. И я не черкешенка.

— Но ты с запада. Это одно и то же.

— Ха! А ты тогда, блядь, с Китая.

Мужчина отвернулся от кофейного аппарата и, положив обе руки на барную стойку, устало выдохнул:

— Послушай меня. Ты постоянно говоришь «Ха!» — а так делают на западе. Если ты не черкешенка, это только показывает, что вы все одинаковые, раз ты ходишь, блядь, и повторяешь свое «Ха!».

— Ну, это показывает скорее на тебя, а не на меня, — ответила Людмила. — Так что, ха!

Мужчина вернулся к своей работе, кивнув и хмыкнув в сторону парочки за столом.

— Послушайте ее, а?

— Она ибли, — сказал один из них, не поворачиваясь. — Черкесы не говорят «Ха!». И она подбородок выпячивает, не видишь? Зуб даю, что она еще говорит «заткни пасть» вместо «заткнись». «Заткни пасть и думай дебильной башкой, блядское отродье» — вот как они пиздят в этих своих иблильских районах.

— Да, прямо эксперт по черкесам. — Бармен подтолкнул чашку кофе по стойке в направлении Людмилы. Пар поднимался от чашки, смешиваясь с сигаретным дымом над головой. — Значит, ты считаешь, что она из Увилы или из самого Иблильска?

Он наклонился прямо к Людмиле, как будто они стали командой, соревнующейся с мужчинами в темном углу.

— Не считай, что ты за меня отвечаешь, — сказала Людмила, потягивая горячую пену из чашки. — Я знаю, откуда я.

— Слышали? — триумфально сжал ее руку бармен. — Это живая, настоящая горная девка.

— Ну, — сказал мужчина, поворачиваясь, — если она из Увилы, она б, наверное, была дома, а не здесь, с деревенской грязью на ботинках. Значит, она из административного округа. Тридцать девятого или сорок первого. Скорее из тридцать девятого, потому что сорок первый уже весь накрыли, и там ни хуя не работает. Оттуда выбраться сложновато.

— Да, — поддакнул второй, — я сегодня слышал, что отряд гнезваров запечатал сорок первый, только железная дорога работает. Да и ей недолго осталось.

— Господи! — рявкнул бармен, изо всей силы шибая рукой по стойке. — Сколько ж здесь республик, мать их, на нашем пятачке?

Первый мужчина откинулся назад, философски пожав плечами.

— Я того, я просто говорю, что если они хотят превратить свое минное поле в страну, а своего козла сделать президентом, то пусть. Просто от насилия и убийств остается дурной привкус.

Второй мужчина покачал головой и шумно отхлебнул пиво.

— Ну да, но убийство — это возможность получить иностранных свидетелей. А с чего бы им убивать, на хуй, иностранцев, которые не солдаты? И с экстремистами и бомбами то же самое, они это делают, потому что телевидение на весь мир терроризм рекламирует и это приносит доход. — Он наклонился к Людмиле: — Не так ли, мисс?

— А я-то откуда знаю? — пожала плечами она. — Я ж из Ставрополя.

— Ха-ха! — взревел бармен. — Она мне больше и больше нравится! — Он наклонился над стойкой и подмигнул Людмиле. — Ты меня разоришь, я не смогу взять с тебя денег после такого развлечения!

— Что? — ровно спросила Людмила. — Многие приезжают из Ставрополя. Я просто хотела ненадолго ощутить вкус деревни и увидеть вашу сельскую жизнь своими глазами после каменных джунглей. — Она встала со стула и покружилась вокруг себя на глазах у мужчин. — Посмотрите на мое платье, если не верите. Вы же не думаете, что в административном округе в таких платьях горы пашут?

— Ха-ха-ха! — заорал бармен, хлопая в ладоши. — А жаль, было бы прикольно!

Когда она уселась обратно на стул, задумчивый мужчина в углу указал на ее щеку:

— Ну и тяжела, должно быть, жизнь в городе. Нужно иметь строгие правила, чтобы оставлять такие синяки на своих малолетках.

— Ну, просто здесь земля очень жесткая, — сказала она, отвернув ушибленную щеку.

Наклонившись вперед, мужчина пристально уставился ей в глаза.

— Назови хотя бы одну улицу в Ставрополе.

— Улица Ставропольская, — ответила Людмила, и глазом не моргнув.

Мужчина хмыкнул и намочил губы глотком пива.

— Так нечестно. Назови другую.