Люськин ломаный английский

Макс, Ирина и Ольга затихли, ожидая, что последует после этого обмена любезностями. Макс мог бы потягаться с мальчишкой, потому что за спиной он держал наготове ружье Григория. Но убить последнего родственника врага означало развязать кровную месть. В таком случае битва продлится не одно поколение, она будет продолжаться до полного истребления обоих кланов. Макс боролся с желанием положить конец этой сцене, боролся изо всех сил и ждал, пока Карел прикинет и взвесит все «за» и «против».

А это был ох и долгий процесс.

Дерьевы всей душой желали, чтобы Карел сделал очевидное: отправился на разъезд. Конечно, потом он вернется, но до рассвета семья решит, что делать. Затем все трое попытаются спрятать жирные останки Григория, потому что один Макс с этим ни за что не справится.

— Ладно, — сказал Карел.

Семья замерла в ожидании.

— Я понял, что нужно возвращаться в деревню за инспектором и его машиной. В противном случае я до черта времени убью на дорогу, и, возможно, без толку.

— Что ты хочешь сказать, бестолку? — заорал Макс. — Я же тебе сказал, что ты должен делать, передал тебе наказ твоего брата!

— Да, — продолжил Карел, — и я скажу инспектору сначала приехать сюда, чтобы он услышал эту историю от тебя лично. Не собираюсь подставлять башку, если окажется, что это вранье, а я чувствую, что так оно и будет. Да, точно, пойду за инспектором. А потом поглядим.

Макс повернулся и уставился на Ольгу. Она нахмурилась и резко выпятила подбородок в сторону окна.

— Да, — крикнул Макс, — а я тогда скажу инспектору, что именно ты задержал всю операцию, пока не стало слишком поздно! Если с хлебом что-то случится или с Григорием, ты знаешь, что тебя в капусту порубят. Так что валяй, иди себе куда знаешь и подумай о том, что я сказал.

— Не сомневайся, подумаю, — отозвался Карел.

Когда луч фонаря исчез за домом, все подскочили с мест. Первая Ольга, собирая юбки в узел. Она пробралась через тело Григория, потом через дверь к горке снега, которая считалась у них туалетом.

— Ну конечно, — пробормотала Ирина. — Давай его сами того… бери голову.

— Не разбуди его, — прошептала Киска, — а то как заорет!

— Не заорет, — сказал Макс. — Это ж просто червяк.

— Как дедушка?

Макс схватил парня за плечи.

— Куда хуже дедушки, но тот тоже вряд ли заорет.

Они пронесли тело три метра и снова бросили на пол. Оставлять на полу кровавые следы не хотелось, но они ничего не могли поделать.

— Придется просто тащить, — хмыкнул Макс. — Помоги с того края, мы его оттащим, а приберем тут позже.

— Тогда давай скорее, — прошипела Ирина. — У нас максимум час времени.

— Мне кажется, что мне здесь лапшу на уши вешают, — сказал Абакумов, глядя на часы.

Седьмая стопка водки не помогла, он стал еще более напряженным. Он заподозрил, что мальчишка Дерьев кинул их с трактором, и после таинственного телефонного звонка на склад подозревал, что Любовь способствует обману власти в его лице.

Любовь почувствовала, что инспектор что-то заподозрил. Ее беспомощность отягчалась беспокойством о мальчиках.

— Я уверена, что мне больше нечего вам сообщить, — пожала она плечами. — Если бы я знала состояние дел, я бы вам сразу рассказала. Я не настолько невежественна, чтобы заставлять вас ждать всю ночь. И вообще, вы лично были здесь и отдали необходимые распоряжения. Я не знаю ничего, чего не знали бы вы.

Абакумов втянул воздух через сжатые зубы.

— Вы говорите неправду. Вы — часть этих гор, как дерево или птица, вы знаете все нитки в клубке этой истории. А я просто скольжу по поверхности лжи, которую мне все говорят.

— Никто не смеет вам врать, инспектор.

— Тогда почему в этой истории одни только слова? Ничего не происходит, я слышу только обещания, красивые, словно тропические птицы, что вы якобы стараетесь изо всех сил!

— Инспектор, я вам абсолютно искренне говорю…

— Довольно! — взревел Абакумов. — Мы лично поедем в эту лачугу, прямо сейчас. Вперед!

— Я эту дрянь топором порублю, если ты его не заткнешь, — грубо сказала женщина, одетая в черное. Она нахмурилась, глядя на компьютер, гудящий в кладовке над баром «Леприкон». — И почему он орет, как больная птица? Я могла бы за меньшие деньги изображать больную птицу, если это единственное, что может делать эта адская машина — помимо пожирания наших денег. Иван? Иван!

— Господи боже мой, мама, ну чего? — спросил Иван, вваливаясь в комнату в огромном черном халате.

Он засунул в рот огрызок сигары с письменного стола, но мать его ловко вытащила и швырнула в помойное ведро. Иван протер глаза, поморгал, чтобы увидеть компьютер, надрывающийся на самодельной полке.

Через секунду он смог сосредоточиться.

— Мама, просто пришло сообщение.

— Что?

— Сообщение, я тебе говорю. Смотри-ка, из-за бугра. Кто-то запал на девку. — Он пошарил мышкой, нацеливаясь на окошко на мониторе. Один щелчок, и показалось новое сообщение. — Погляди-ка.

— Ну, а эти птичьи вопли что, заткнуть никак нельзя? Тут, блядь, как в джунглях. — Женщина наклонилась и прищурилась из-за скамейки.

— Прочитай, — сказал Иван, ткнув пальцем в экран. — Должно быть, на английском.