– Кац, проверь у всех документы, – бросил он, прежде чем войти за владельцем сквота в просторную комнату, оба окна которой выходили на эспланаду Капитолия.
На полу лежали матрасы и стояли лампы и разноцветные свечи. Рядом с мойкой – греющие плиты, а в раковине полно кастрюлек и тарелок. Еще в комнате имелись гитара, тамбурин, кальян, пачка листовок, а на стенах – большие плакаты о праве на жилье.
– Прекрасный вид отсюда, правда? – весело спросил хозяин, указывая на окна. – Когда я летом однажды проснулся на рассвете, знаете, что я увидел? С тех пор как появились леса на фасаде ратуши, люди забираются по ним на крышу мэрии и там ложатся спать! А рано утром, пока не пришли рабочие, они собирают свои пожитки. И так каждый день…
Он улыбнулся и обвел рукой разноцветные подушки, лежащие на полу.
– Вас это шокирует? – спросил он, усаживаясь на одну из подушек. – Может быть, имей они, где переночевать, они бы не лезли спать на крышу, как думаете?
Голос у него был низкий и очень приятный, а взгляд сверкающих глаз обладал такой интенсивностью, что многие не выдерживали и опускали глаза. Он явно обладал харизмой лидера. Пастуха, ведущего свое стадо. Однако о каком стаде шла речь? И не представлял ли сам пастух в конечном итоге опасность для своего стада?
Так думал Сервас, устраиваясь на одной из подушек, а вслед за ним опустилась на подушку и Самира. А гигант тем временем не сводил с них сверкающего, как ртуть, взгляда.
– Как ваше имя?
– Малик Ба, – отозвался гигант и прибавил с улыбкой: – Хотите проверить мои документы?
Сервас знаком показал: нет!
– Я родился в Сенегале. Тридцать три года назад, как Христос, – продолжил он, – но по национальности француз, если вы об этом хотели спросить…
Да, так оно и было: чернокожий Христос. С монументальной статью и спокойным низким голосом, полным теплых модуляций. В комнату вошла молодая девушка. Настолько юная, что Сервас подумал, уж не малолетка ли она. Она подошла к хозяину дома.
– Приготовь нам чаю, – бросил он.
Это была не просьба, это был приказ. Малик Ба повернулся к ним, почувствовав, что они напряглись.
– Здесь у нас нет никакой субординации, – сказал он, словно желая смягчить этот маленький инцидент. – Эта девушка по своей воле согласилась прислуживать мне, ее никто не принуждал. Здесь каждый волен делать, что хочет. Я для них не начальник, а руководитель, духовный лидер и воспитатель. Я несу им свет надежды… Мы – совершенно автономное сообщество, живем по древнему обычаю, вдали от государственных структур принуждения и нелегальных объединений, порожденных капитализмом. Мы практикуем горизонтальную демократию, как ZAD[30]
.– Разумеется, – сказал Сервас, не дав себя одурачить.
Он хорошо знал, что жизнь внутри ZAD не так уж идиллична, демократична, экологична и прозрачна, как ее хотят представить. Там зачастую царит физическое, психологическое и вербальное насилие, помноженное на дезинформацию и секретность. И обитатели таких поселений далеки от толерантности во взаимоотношениях, которую они восхваляют напоказ, и что там нередки пьяные драки, и очень сильна тенденция навязывать свою точку зрения более слабым.
– Так, значит, вы беспокоитесь за Кевина? А могу я узнать почему?
– С ним могло что-то случиться, – ответил Сервас.
Бородач сощурил глаза, и сквозь щелки прикрытых век сверкнули две молнии.
– И больше вы ничего не хотите мне сказать?
– Скажем так, у нас есть причины полагать, что его похитили и он в большой опасности, – сказал Сервас. – Мы пытаемся восстановить все его передвижения за последнее время и выяснить, с кем он в это время контактировал.
Малик Ба покачал головой:
– Контактировал… Интересное слово. Вы слишком хорошо воспитаны для полицейского, который разговаривает с чернокожим, – заметил он с поразительной мягкостью и явной иронией. Жаль, что ваши коллеги не всегда так себя ведут. Знаете, сколько раз в этом году у меня проверяли документы, когда я выходил из дома? Я сосчитал: тридцать восемь раз. Я шел по улице и никого ни о чем не спрашивал, но единственным человеком, которого задержал патруль, был я… В этой стране можно задохнуться…
Он перевел искрящийся взгляд с Серваса на Самиру.
– Если бы вас вот так день за днем держали на контроле, как бы вы реагировали?
Он погладил бороду длинными тонкими пальцами с красивыми, опрятными ногтями. Все это он произнес ровным, спокойным голосом, и каждое слово казалось гораздо весомее и богаче информацией, чем все речи любителей порассуждать на телеканалах, вместе взятые. Но Сервас не забыл о шприцах, в изобилии валявшихся за пределами этой комнаты.