Лютая охота

Возмущенные шведские военные пожаловались своим высшим чинам, а те, в свою очередь, проинформировали о случившемся самые высокие эшелоны военной иерархии. Командующий армией Хокан Сюрен тоже был предупрежден, и министр обороны Швеции Руер Магнерод публично обвинил Францию в «применении пыток». Французы ответили, что первичное расследование не подтвердило его предположений. Тогда шведы провели собственное расследование и предложили опубликовать результаты во Франции, если оттуда последует запрос. Но Франция с запросом не спешила. В качестве эпилога командующий спецподразделениями Швеции в Итури заявил: «Пребывание в Африке рядом с французами многому нас научило».

Французского майора, который допрашивал пленного, приставив к его виску оружие, звали Тибо Доннадье де Риб… Теперь Эстер вспомнила, что уже читала об истории в лагере Шем-Шем, когда в 2010-м брала у де Риба интервью. Она тогда задала ему вопрос об этом случае. Он с загадочной улыбкой ответил, что шведы все слишком преувеличили, и прибавил, что «требовать от шведской социал-демократии, чтобы она создавала истинных солдат, – все равно что требовать от антилоп, чтобы они превратились во львов».

Статья в «Молодой Африке» очень сдержанно подчеркивает, что у некоторых новобранцев французской армии, служивших в том же регионе 10 лет спустя и принимавших участие в операции «Сангарис», наблюдались отклонения в психике. «Это был какой-то кошмар, мы больше не различали, где добро, а где зло», свидетельствовал один из них, завербованный в Центральную Африку в 2013 году. Для этих молодых ребят, погруженных в настоящий ад межэтнической ненависти, резни, грабежей, уничтожения гражданского населения местными бандами, это стало африканской версией «Путешествия по краю ада» и «Апокалипсиса сегодня», которая их ожидала. И нет ничего удивительного, что некоторые из них потеряли рассудок. Это был ад и для палачей, и для их жертв… И временами они перемешивались…

В 2015-м «Гардиан» сообщала о случаях насилия французских солдат над детьми в ходе операции. Из троих, уличенных в этом на местах, один был отпущен вообще без всякого следствия, второе дело было закрыто тоже без последствий. Французское правосудие потребовало закрытия дела за отсутствием состава преступления, и тогда один из высокопоставленных секретарей ООН, швед по национальности, один из тех, кто первым поднял тревогу, подал в отставку в знак протеста против безнаказанности виновных в насилии.

Эстер помнила о бесчинствах, которые творились в ходе операции «Сангарис». Об этом были написаны несколько статей, которые во французской прессе быстро заменили на другие. Вплоть до сегодняшнего дня эти факты так и оставались чем-то весьма отдаленным и абстрактным.

«Сангарис»… Тибо Доннадье де Риб был тогда одним из полковников французской армии в Центральной Африке… Вскоре он получил звание генерала… Из всего прочитанного журналистка узнала, что задолго до этого, когда он был еще капитаном, его подчиненные дали ему прозвище «Лев».

В тишине редакционного зала она задавала себе вопрос: кто же все-таки был Доннадье де Риб? Дикий зверь, хищник, психопат, которому долгая карьера много раз предоставляла возможность утолить жажду убийства? Или исключительный офицер, храбро служивший отечеству, но в особых случаях прибегавший к скорому суду?

Она сама была дочерью офицера. В ее семье вообще насчитывалось много военных. И отец, и дяди всегда служили ей образцами честности и дисциплины. Ее всегда поражало в них глубоко укоренившееся чувство чести и долга. Впрочем, именно против этой слишком суровой дисциплины она в юности и взбунтовалась. Но все же у нее сохранились воспоминания о них как о людях более толерантных, чем на первый взгляд. Они восприняли ее бунт снисходительно. И она, не задумываясь, могла бы доверить им свою жизнь. Военные, принадлежавшие к ее семье, не имели ничего общего с теми кровавыми животными или распоясавшимися расистами, о которых писали газеты, и в этом она была абсолютно уверена. Когда ей доводилось присутствовать при их спорах или обсуждениях своих дел, она понимала, что перед ней люди серьезные и ответственные, с нерушимой этикой, готовые рисковать жизнью ради того, что они почитали более важным, чем их жизни, включая и далекие народности. Если будет дан приказ… Как в том случае, о котором они ей рассказывали, когда они ринулись на помощь прибрежным жителям во время паводка в Афганистане. Она им доверяла, потому что знала их наизусть, до самой сердцевины. И доверяла гораздо больше, чем всем, кто пытался ее чему-то учить, сам никогда не применяя своих знаний.

Она потянулась, скрестив руки.

Кто же ты, генерал?

Ей на ум вдруг пришел полковник Курц в исполнении Марлона Брандо[62], который трижды произносил одно слово: «Ужас… ужас… ужас…» Как и Курц, генерал обладал двойственной натурой. Между честью и жестокостью. Между гением и безумцем. Как и Курц, он был воплощением двойной морали любой войны.