В толпе поднялся испуганный ропот. Карлштадт с ненавистью уставился на своего противника и тут же с жутким воплем отпрянул назад. В следующее мгновение Мартина обхватили сзади чьи-то сильные руки и резко подняли в воздух. Нападение было столь неожиданным, что он даже не успел ничего предпринять, чтобы защититься. Лицо Мартина налилось кровью, перед глазами поплыли радужные круги. Наконец ему удалось вонзить оба локтя в живот подручному Карлштадта. Тот взвыл и ослабил хватку. Ни секунды не раздумывая, Мартин развернулся и так пнул своего обидчика, что тот опрокинулся на землю.
— Вы, жалкие трусы! — закричал Мартин и встал в боевую стойку, подражая рыцарям Ханса фон Берлепша. — И вы еще называете себя христианами?
Краем глаза он видел, что сбоку к нему крадутся еще двое. В руке одного из них блеснул охотничий нож. Рыча как медведь, он бросился на Мартина, но тот ловко уклонился и ударил нападавшего в живот с такой силой, что парень зашатался. «Что ж, время, проведенное в замке Вартбург, не прошло даром», — пронеслось у Мартина в голове. Но в этой его радости была примесь горечи.
— Боже милосердный, — вдруг услышал он голос одного из монахов, — да это же брат Мартинус… доктор Лютер!
Карлштадт вздрогнул, будто ему в голову угодил камень. Звук этого имени словно пронзил его насквозь. Он недоверчиво уставился на незнакомого рыцаря, который, хотя и не очень ловко, но вполне надежно смог себя защитить.
— Лютер!.. — прошептал он. — Лютер жив!
Эта весть, подобно морской волне, зашелестела по площади. Мартин выпрямился и поднял голову, чтобы все могли его видеть. «Слава Богу, они узнали меня, — подумал он с облегчением. — Неизвестно, сколько бы я мог еще продержаться». Сердце у него бешено забилось, когда он увидел, как брат Ульрих медленно поднимается на ноги и, шатаясь, но с улыбкой, спешит ему навстречу. Тех же, что нападали на Мартина, уже и след простыл.
— Брат Мартинус! — дрожащим голосом воскликнул Ульрих. — Глазам своим не верю…
Мартин ободряюще похлопал его по спине:
— Придется поверить, друг мой. А теперь пора кончать этот спектакль!
Он отошел от Ульриха и схватил за ворот одного из подмастерьев, который собирался было удрать:
— А ну стой! Быстро веди своих приятелей, и немедленно погасите огонь в церкви!
Парень посмотрел на него расширившимися от ужаса глазами, но потом с готовностью кинулся исполнять приказ.
— Эй вы! — крикнул Мартин в толпу. — Что уставились, глаза до дыр протрете! Живо за ведрами и лопатами! Бегом!
Потрясенный Карлштадт наблюдал, как толпа, которая только что была на его стороне, бросилась врассыпную исполнять распоряжение Лютера.
— Если какая-то часть тела твоего загнила, Мартин Лютер, то ее нужно отрезать и бросить в костер, как учил нас сам святой Иоанн! Ты это так же хорошо знаешь, как и я!
— Убирайся с глаз моих, Карлштадт! — тихо проговорил Мартин.
Когда-то магистр боролся с ним, потому что он посмел усомниться в церковном праве, которое, по мнению Карлштадта, было неприкосновенно. Потом он неожиданно изменил свои взгляды и пришел в восторг от рассуждений Мартина. А теперь в слепом усердии Карлштадт преследовал всех, кто не мог бежать быстрее, чем ему позволяли силы.
— Слышишь? — с презрением произнес Мартин. — Убирайся!
За спиной у Карлштадта люди образовали цепочку и по ней передавали ведра от колодца к церкви. Брат Ульрих и приор, который на удивление быстро пришел в себя, руководили процессом, громко отдавая распоряжения.
— Ты что, не понимаешь, Мартин? — Бывший магистр Карлштадт чуть не плакал. — Ведь все это делается во имя тебя. Я продолжил твое дело. Я поступал так, как на моем месте поступил бы ты. Пусть бушует пламя! И в нем погибнет все, что противоречит чистоте учения!
— Этот хаос вовсе не моих рук дело! — ответил Мартин.
— Это дело рук народа! — провозгласил Карлштадт.
От возбуждения его трясло, он уже не владел собой. Он повернулся к людям, но никто не смотрел ему в глаза. Они его попросту не видели, он был для них ничто. Раздавленный унижением, он натянул капюшон на бритую голову и покинул площадь, ни разу не оглянувшись.
ГЛАВА 18
В коридорах папского дворца уже зажгли светильники, когда Джироламо Алеандр решился, наконец, отдать усопшему последний долг.
Неверным движением отодвинув тяжелый полог, оберегавший тело покойного от чересчур любопытных взоров, он медленным шагом, словно во сне, прошел по холодным каменным плитам. Ему стоило большого труда сосредоточиться. От монотонного пения монахов-доминиканцев, которые сидели в углу мраморной часовни и молились, мурашки побежали у него по спине. Он ненавидел монахов. Безмолвно приблизился Алеандр к узкому, покрытому черным бархатом столу, на котором лежало грузное тело человека, столь часто внушавшего ему страх при жизни. Он поспешно перекрестился и стал разглядывать умершего.