Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец

Одновременно с установлением связи с институтом Карнеги друзья Бербанка, из числа ученых его доброжелателей, убедили его заняться литературно-научной работой, чтобы поведать миру о путях и способах создания новых растений. Это благое начинание окончилось крушением, так как было раздуто свыше меры и не могло оправдать себя. Бербанка, неопытного в чисто литературной работе, заставили без конца писать. Для издания его трудов было организовано специальное издательство. В результате Бербанк «семь или восемь лет был самым занятым человеком на земле». Продолжая свои опыты, он весь остаток времени неутомимо диктовал или выстукивал на машинке, но издательство не выдержало условий, задолжало Бербанку сто тысяч долларов и закрылось. Эта неудача не обескуражила бербанковских доброжелателей: «Тем временем другой умник ухватился за мысль основать общество для распространения продуктов моих ферм, и это «Семенное общество», как мы его назвали, превратилось в гигантскую сложную организацию с большим зданием для конторы и десятками служащих; все получали солидные оклады, лишь я один не получал ничего, но вся организация была построена на такой ненадежной почве, что скоро все рухнуло. Из-за этой катастрофы у меня много прибавилось забот и хлопот. Предприниматели провалились, потому что они не имели никакого понятия о таком деле. Им приходилось постоянно обращаться за советами ко мне, но это было уже слишком. Снова я стал страдающим лицом и потерял много тысяч долларов, когда над «Семенным обществом» было назначено конкурсное управление».

Совершенно очевидно, что в подобных «коммерческих» делах были повинны не только доброжелатели Бербанка, но и он сам — увлекающийся, добрый, наивный во всех житейских делах, за исключением своей любимой работы.

2. Ученик Дарвина и гражданин Земли

В домашнем быту Бербанк был живым, добродушным, обаятельным человеком. Никакие описания не передадут личных впечатлений людей, имевших с ним длительные встречи. Бербанк был, по словам его знавших, олицетворением искренности, простоты и непринужденности. Постоянной его заботой было желание быть «как все», но чем больше он хотел походить на обычного, уравновешенного, солидного и самодовольного «гражданина великой страны», тем меньше ему это удавалось. Он был детски порывист, весел, остроумен и жизнерадостен, охотно проявляя свою веселость в шалостях и смехе. В 70 лет он был юношески бодр и жизнерадостен: ему ничего не стоило перепрыгнуть через изгородь или бегать взапуски со своей маленькой племянницей Бетти Джэн. В разговорах, в способе выражения мыслей, всегда свежих и четких, он допускал шутливые преувеличения. Его отношение ко всему на свете было слегка ироническим, мягко снисходительным, и только тогда, когда переходил к своим темам о растениях, он загорался внутренним огнем, заставлявшим собеседника войти в его творческий мир. Здесь он был беззащитен перед человеком, который не воспринимал его исключительной любви к дивному миру растений. Его можно было тяжело оскорбить даже невзначай, простым равнодушием к растениям.

Было бы совершенно неправильно представить себе Бербанка маниаком или просто любителем растений, упрямым и черствым ко всему, что не касалось зеленого мира. Основная черта его личности, привлекавшая к нему людей, заключалась в том, что в растениях он видел силу и радость человека. И эта особенность выделяла Бербанка из множества других людей. Он выделялся и прямотой, и глубиной своих взглядов на жизнь. Философски беспомощный Бербанк твердо и упрямо верил в силу личного влияния и считал, что человек, желающий добра, может действительно повлиять на улучшение судеб человечества, а дурное влияние человека способно сеять вражду и бесчисленные беды миру. Это походило на веру социалистов-утопистов, но Бербанк был человеком иного склада и иных мыслей. Вера в силу личного влияния сложилась целеустремленностью всей его жизни. Он не верил ни в небо, ни в ад, у него не было мистики, темных уголков сознания — «жизнь для него была полна чудес, красоты и прелестей; его интерес был сосредоточен на его работе, а будет ли какая-нибудь часть его самого существовать дальше или нет, не интересовало его ни в малейшей степени» (Вильбур Холл, «Естествоиспытатель Лютер Бербанк»). Вера в силу личного влияния была у него не от мистики, а от ощущения полноты, нужности и ценности человека на земле.