Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец

Глубокий демократизм Бербанка, его честность и прямота сказывалась не только в личном общении с людьми самых широких слоев страны. Он открыто выступал перед лицом общественности с высказываниями, вызывавшими часто гнев и злобу реакционно-мещанских слоев буржуазии, особенно верующих и церковников, которые Бербанка ненавидели и всячески травили. Стоит представить себе всю косность и ханжество невежественных, заскорузлых в своих взглядах людей из торгашеских слоев — среды, с которой Бербанк был связан долголетней деятельностью садовода и садовладельца, чтобы понять, с какой аудиторией имел он дело, прямодушно излагая свои взгляды в качестве «проповедника дарвинизма». Бербанк был настолько прям и бесхитростен в убеждениях, так наивен в общественной оценке своих буржуазных сограждан, что неоднократно выступал в «доме божьем» после богослужений в качестве «содокладчика» проповеднику, пытаясь внушить слушателям свои материалистические взгляды на жизнь. Анекдотические на наш взгляд попытки Бербанка просветить тугие головы «честных буржуа» ему казались гражданской обязанностью. Он считал своим долгом доказывать и разъяснять, что «невежество, ханжество, спесь, суеверие и равнодушие в течение ряда столетий закрывали доступ к разумной жизни, но наука приоткрывает теперь немного дверь, и оттуда начинает пробиваться яркий свет, который в свое время разольется по всей нашей планете, изгонит ошибки и глупости, очистит наш разум и напишет новую, сверкающую историю человечества, которую суждено читать лишь будущим поколениям». Религию, библейские легенды, обряды и догмы верующих он считал заблуждениями, от которых люди могут легко избавиться, если будут, как он, «учиться у природы». Напомним, что наукой он называл только знания, открывающие и объясняющие законы природы. Его логика мышления была последовательной и, как ему казалось, неотразимой.

Мерилом для оценки людей и их поступков были для Бербанка его собственная трудовая жизнь, полная энтузиазма, радости творчества. Крайне требовательный к себе, Бербанк предъявлял такие же высокие требования и к людям, но не противопоставлением своего личного «я», а стремлением показать, что все, чего достиг он сам, легко доступно каждому и притом во всех областях науки и жизни. Как многие великие люди, он был оптимистом и истинным демократом, верил в близкое благополучие всех людей и скорбел, озирая жизнь: «В каком направлении лежит наше будущее? Почему так медленно подвигается прогресс? После более чем тринадцати столетий магометанства, двадцати столетий христианства, двадцати пяти столетий буддизма и конфуцианства мы еще алчны, жестоки, эгоистичны и близоруки относительно других людей; мы все еще готовы почти по всякому поводу ввязаться в войну и в пару месяцев растратить сбережения десятков лет, погубить цвет нашего юношества и разрушить дружественные отношения, создававшиеся в течение полустолетия. Потратив столетия на воспитание людей и на развитие научных исследований, мы в припадке ярости или жажды добычи отбрасываем в сторону все наши с трудом приобретенные познания и обращаемся снова в дикарей». Так писал в заключительной главе «Жатвы жизни» семидесятипятилетний Бербанк. Он не понимал, что война — неизбежная спутница капитализма, что только пролетарская революция, уничтожив эксплоататорский строй, положит конец войнам и создаст условия для счастливой жизни всего трудящегося человечества. Бербанк не был политическим деятелем, он плохо разбирался в политике буржуазии и не понимал ее двоедушия. Он любил людей просто, по-человечески, без «высокого морализирования» и зазнайства. Шумная слава не кружила ему головы. Он шутливо говорил о себе: «Когда я был молодым человеком, вероятно, я думал, что Бербанк нужен для движения вселенной, но когда я стал стариком, мне стало ясно, что лишь то, что Бербанк сделал для общества, было важно и было ему зачтено в заслугу. Когда я это понял, я быстро слез с того высокого сука, на котором я сидел. Впрочем, вообще очень неудобно стоять на высоком камне. Если окинуть взором мудрых и больших людей, принесших пользу человечеству, то найдешь, что они держались близко к земле». Слова Бербанка не расходились с делом. Он никогда не отказывал себе в удовольствии помочь каждому, хотя очень часто видел, что его обманывают и злоупотребляют его доверием. Он был очень снисходителен к людям в их житейских нуждах, так как хотел видеть в каждом задатки лучших человеческих свойств. Особенно горячо Бербанк любил детей — эту надежду будущего.

Последний портрет Лютера Бербанка — около кедра, под которым он через несколько недель был похоронен