Когда чай выпит, Лютер достает принесенные пакеты и выкладывает из них все, что он купил: хлеб, батон, молоко, хороший чай в пакетиках, растворимый кофе, банки с фасолью, ирландским рагу, разнообразными супами; туалетную бумагу, чистящее средство для раковин; бараньи котлеты, бумажные салфетки, набор пирожных, коробку бурбонского печенья, жестянку заварного крема. Наконец, он выставляет на стол дюжину баночек собачьих консервов разных сортов.
— Покажите, куда ставить, — говорит он, — я все это туда определю.
— Не нужно, я сам.
— Вы приятель Йена, — подмигивает Лютер, — а я ему обещал, что обязательно за вами присмотрю. Он беспокоится о вас.
— Славный он парень, этот Йен, — одобрительно кивая, говорит Билл Таннер.
— Точно.
Разложив покупки по местам, он просит поводок у хозяина и выводит старого йоркшира прогуляться по кварталу Пес задирает лапу под каждым третьим фонарным столбом и, дойдя до угла, присаживается основательно.
Между тем Лютер привычно подмечает всех, кто пускает смешки при их появлении, — идущая рука об руку молодая парочка; стайка белых подростков, что ошиваются у китайского ресторанчика с едой навынос.
Юнцы посматривают недобро, выкрикивают что-то неразборчиво-дерзкое. Семенящая у его ног собачонка вызывает у него чувство неловкости, но он глядит на парней как ни в чем не бывало, с равнодушной ленцой, показывая, что он их ни капли не боится. Те замолкают и отворачиваются.
Сделав круг по кварталу, Лютер возвращается с собакой в дом. Он помогает старику подняться в затхлую спальню и укладывает его в постель. Затем спускается вниз, усаживается в кресло и настраивает переносное радио на волну «Лондон ток Эф-эм».
Какое-то время слушает, но ему явно не сидится на месте — не дают покоя разные мысли. От них голова гудит, как город в час пик. Лютер встает, расхаживает из угла в угол, потирая ладонью макушку. Высунув розовый лепесток язычка и не отставая от него ни на шаг, рядом с довольным видом ковыляет собачонка.
Тихо бормочет о чем-то радио.
Хоуи заходит в парадную, устало поднимается на второй этаж и открывает двери своей квартиры. Роберт уже спит, и не хочется его будить. Она прокрадывается в крохотную смежную спаленку, сворачивает валиком флисовое одеяло и, сунув его под голову вместо подушки, засыпает. Около пяти утра она вскрикивает — так пронзительно, что Роберт пробуждается. Он сонно бредет к ее двери, останавливается на пороге, соображая, будить или нет. Решает, что это ни к чему, и возвращается к себе в постель. Заснуть ему, впрочем, уже не удастся до самого утра.
Зои долго лежит в ванне, хотя сегодня уже дважды принимала душ. Затем, перехватив волосы резинкой и натянув пижаму и толстые носки, устраивается на тахте. Работает телевизор, круглосуточный новостной канал, правда, с отключенным звуком. Фоном телевизору служит радио — «Лондон ток Эф-эм», на котором бессменно бдит Мэгги Рейли. Под болтовню Мэгги Зои проглядывает свои служебные материалы и, незаметно для себя, выпивает с полбутылки вина, которое повергает ее в слезливое настроение.
Каждые пять минут она проверяет свой сотовый.
Около часа ночи Зои не выдерживает: откладывает в сторону бумаги, делает погромче радио, заворачивается в плед и просматривает новостные сайты на портативном компьютере: «
Зои соскальзывает в дремоту, а оттуда прямиком в сон, где они с Марком отчаянно занимаются любовью. Он засовывает ей в рот пальцы, а она их покусывает. Все это время Марк безуспешно что-то ищет в шкафу…
Чуть не свалившись во сне, Зои приходит в себя и возвращается к новостям. Те же фотографии родителей крошки Эммы. Та же аудиозапись слов человека, который взял на себя ответственность за убийство. Те же бесстрастные ньюсмейкеры. Та же могила и то же сладкое содрогание от кошмарности происходящего.
Мысленно Зои переключается на минувший день, на то, как они с Марком извивались друг на друге. Она вспоминает, как их ноги переплетались между собой, подобно змеям. Чувствует губы Марка на своей груди и между ног, его язык и его член у себя во рту, и ей хочется вытошнить, выплеснуть наружу все эти воспоминания.
Наконец, где-то в четвертом часу ночи, она проваливается в сон, чтобы в семнадцать минут пятого подскочить от другого сна, еще хуже предыдущего. И вот уже больше пяти, а она все сидит и сидит — с опухшими от бессонницы глазами и затекшей шеей, слушая тихий бред радио и поминутно освежая главную страницу «Би-би-си ньюс».
Дэнни Хиллмен мается в тесной аппаратной, отслеживая подачу новостей, протоколы оперативных сводок, информвыпуски агентства «Рейтер». Но в основном, конечно, ждет звонка Пита Блэка.