Лютер. Книга 1. Начало

— Мы его в землю вроем. Чтобы он в заботах о норе остался в Лондоне.

— Это понятно. Но где?

— А вот это вопрос, дружище.

Через двадцать минут Лютер прибывает к месту. На нем куртка с капюшоном, которая обычно хранится в багажнике его «вольво». Пальто пришлось скинуть: провоняло бензиновой гарью.

Роуз Теллер уже там. Лютер идет к ней.

— Ну и когда же, — спрашивает он, кивая на строение, — можно будет попасть туда без проблем?

Бывает, проходят дни, прежде чем пожарище остывает в достаточной мере, а заодно завершается оценка структурных повреждений. Так что, может статься, доступа в дом до завтра и не жди. Но Теллер не стоит без дела; она делает звонки и где криком, где воркованием, где мольбами, но все-таки, ссылаясь на цейтнот и угрозу для жизни ребенка, вымогает право досрочного доступа в помещение.

Пожарники все еще заняты тушением тлеющих углей, когда Лютер надевает противопожарный шлем с дыхательным аппаратом и, пройдя мимо трупов собак, сквозь пенистые фонтаны шлангов ступает в обгорелый дом.

Прихожая, вся в жирной копоти, сильно задымлена и обильно припорошена золой и сажей. Окна лопнули от жара. Все здесь насквозь промокло (и откуда столько воды?). На голову сеются брызги и стекают ручейки; дыры в стенах обнажают розовый изоляционный материал. Того и гляди, обрушится взбухший потолок.

Наверху Лютер находит детскую спаленку — кроватку, матрасик для переодевания. На металлической вешалке — одежда крошечных размеров, для девочки и мальчика. На некоторых вещах все еще висят ярлыки с ценами. На стене — обгорелая репродукция с изображением Винни-Пуха. В кроватке одиноко лежит старый-престарый, мокрый-премокрый плюшевый мишка. Лютер задумчиво на него смотрит.

Дальше идут две спальни для взрослых. Набрякшие водой постели, сожженная одежда — все сбрызнуто жидкостью для разжигания и предано огню.

Внизу — библиотека. Нацисты. Евгеника. Разведение собак. Биология. Опаленные портреты бонз национал-социализма; Шпеер, Гитлер. Благородные собаки…

Криминалистам здесь явно ловить нечего.

Кухня от огня пострадала меньше. Сырости и дыма хватает и здесь, но оба окна, даром что в темных штрихах сажи, все же уцелели и не лопнули.

Лютер заглядывает в кладовую, в которой складированы консервы всех видов. Он осматривает шкафы. Кастрюли, сковородки… В высоком посудном шкафу возле кухонной двери обнаруживается стерилизационный набор с несколькими почерневшими бутылками реагентов.

Лютер открывает холодильник, и там, на полках, обнаруживает целые ряды почти нетронутых детских бутылочек: молоко, питательные смеси. Одну из них он вынимает из холодильника, взбалтывает и с бьющимся сердцем подносит к лицу, что, по сути, бессмысленно: перед глазами — словно непроницаемый экран.

Лютер обыскивает весь холодильник и находит надкусанную плитку шоколада с отпечатками зубов.

Кто-то из пожарных ведет его через укрепленную дверь вниз, в подвал. Сверху надгробием нависает гнетущая громада дома. Вдвоем они пробираются по темному подземному коридору, сквозь тяжелую завесу дыма. Лютер сосредотачивается на своем дыхании, тайком опасаясь, как бы не запаниковать в этом склепе.

Коридор выводит к подобию бывшего овощехранилища, где в конце их встречает еще одна укрепленная дверь. Пожарник ее отмыкает. Внутри — койка. Рядом — книжная полка. Лютер смотрит на поврежденные водой книги. Без перчаток к таким не хочется и прикасаться. В привидения он не верит, но создается впечатление, что предметы, пропитанные человеческим отчаянием, сохраняют в себе его горестные следы.

Это жуткое подземелье Лютер покидает, чувствуя, как в ушах отдается быстрый, громкий стук сердца. Поднявшись, выбирается наружу. Взвесь воды из шлангов окружает голову туманным ореолом. Земля вокруг взбита в грязь. Сверху стрекочет вертолет.

Из радужного облака влаги показывается Роуз Теллер.

— Ну что? — с ходу спрашивает она.

— Ушел. И Мия вместе с ним.

— Уфф. Нет худа без добра.

Ему на это остается лишь хмыкнуть. Плюмажи дыма, что поднимаются над домом, на фоне бледного купола лондонского неба уже теряют свою густоту.

— Ему ведь надо как-то выбираться из Лондона, — прикидывает Лютер.

— Может быть, его сын чем-нибудь поможет нам? Скажет, куда он мог направиться?

— Мэдсен ему ничего не говорил на этот счет, — хмуро отвечает Лютер.

На мокрой лужайке, как грибы после дождя, проглядывают трупы собак. Прикрыв ладонью рот, Лютер подходит к одной из них. Опускается на колено.

Мелькает и тут же исчезает смутное воспоминание о том, как он когда-то вот так склонялся над трупом собаки, — кажется, это был желтый ретривер, — в чьем-то подъезде или прихожей.

А у этого питбуля прострелено плечо. Видимо, чуть позднее кто-то из службы антитеррора подошел и из жалости влепил ему пулю в голову. Пуля прошила псу череп и ушла в землю. У собаки отсутствует часть верхней губы. Причем шрам это старый, давно затянувшийся. Нос тоже изувечен.