Лютер. Книга 1. Начало

— Поставила чайник, сижу жду. Они, понятное дело, в конце концов подъезжают. Я им рассказываю о том, что случилось. Они для страховки присваивают номер этому преступлению. Я им говорю: «Эти ключи… Если мой начальник узнает, что они исчезли, я уволена». А леди-полицейская мне говорит: «Мы ничего не можем сделать». Ну, я ее обложила словцом, и так она и уехала. С той поры я их не видала.

— А как отреагировал ваш работодатель, — спрашивает Лютер, — когда вы сообщили ему о пропаже ключей?

— Я не сообщала.

— Все эти ключи оказались украдены, а вы никому ничего не рассказали?

— Никому и ничего.

Он заглядывает в свои записи, понимая: что-то здесь упущено.

— Вам эти ключи нужны, чтобы попадать в дома, где у вас уборка, так?

— Так.

— Запасной комплект у вас есть?

— Нет.

— Как же так?

Он разводит руками, затем скрещивает их на груди. Ждет.

— А вот так, — говорит она. — Ключи украли в пятницу. В субботу у меня приборок не было. В воскресенье утром встаю — какой уж тут сон, сами понимаете. Думаю все окна и двери наново проверить.

— И что?

— А там, в прихожей, конверт.

— А в конверте?

— Мои ключи.

Лютер смотрит на Хоуи.

— Как? — переспрашивает он. — Все?

— Все.

— Он вернул вам все ваши ключи?

— Да.

— А вам не приходила в голову мысль, зачем он это сделал?

— Приходила, и не один раз.

— И какие у вас на этот счет соображения?

— Потому что они ему не нужны.

— Тогда почему он их просто не выбросил?

— Может быть, в глубине души он добрый малый?

— Может быть, — соглашается Лютер. — Вы говорили об этом полиции?

— Говорила. Они сказали, что подключат войска спецназа.

Лютер смеется, проникаясь к женщине симпатией.

— Мне жаль, что с вами обошлись не лучшим образом.

— Это не ваша вина. Молодой человек нынче утром был очень любезен. И лицо у него доброе. Как его звать?

— Боюсь, что не знаю.

— Сержант Рипли, — подсказывает Хоуи.

— Что-то я с ним незнаком, — говорит Лютер. — Но если встречу, обязательно передам ваши добрые слова. Теперь вам спится спокойнее?

— Немножко. Собаку, что ли, завести?

— Хорошая мысль.

— Да вот только побаиваюсь: вдруг свалюсь, а ее кормить будет некому.

Лютер отодвигает блокнот в сторону.

— А у вас, случайно, не остался тот самый конверт, в котором подбросили ключи?

— Не припомню. Нет, наверное.

— Может быть, все-таки завалялся? Его ведь можно еще раз использовать — счет, например, оплатить, открытку послать к Рождеству?

— Все может быть.

— Ничего, если мы к вам отправим нашего сотрудника взглянуть еще разок на всякий случай?

— А он домой меня отвезет?

— Это будет она. И разумеется, отвезет.

— Ну, тогда славненько. Везите.

— А вы не помните, — спрашивает Лютер, — на том конверте были какие-нибудь пометки? Надписи или рисунки — в общем, что-нибудь такое?

— По-моему, нет. Уж извините.

— Ничего-ничего. Вы нам очень помогли.

Лютер с Хоуи встают и направляются к двери.

— А какие у вас соображения? — спрашивает вслед миссис Квалингана.

— Насчет чего?

— Ну, зачем он мне те ключи назад подкинул?

Лютер приостанавливается в некоторой нерешительности, думая, что сказать. Ключи взломщику понадобились, чтобы сделать копии. Поэтому он их и взял. Но вор не хотел, чтобы женщина сообщила о пропаже своему начальству. Потому что сразу будут уведомлены владельцы тех ключей и люди просто поменяют замки.

Но сказать ей об этом нельзя. И что-нибудь утешительное в голову тоже не лезет. Поэтому Лютер ограничивается тем, что с ободрительной улыбкой кивает уборщице и выходит из комнаты.

Вернувшись домой, Патрик застает Генри на нижней ступеньке лестницы — тот сидит понурившись, стиснув голову руками. Когда Патрик подходит к двери, он поднимает голову, трет заметно уставшие глаза.

— Ну и где она? — спрашивает он.

Патрик внутренне напрягается.

— Не пришла. Не захотела.

— Так почему ты, мать твою, не заставил ее прийти сюда?

— Я не смог, папа.

Генри встает, медленно приближается к Патрику.

— Не смог? Или не захотел?

— Прости, пап.

— Прости-и, пап… — Генри злобно, по-волчьи оскаливается.

— Я правда старался, — говорит Патрик.

— Я пра-авда стара-ался… — подвывает Генри.

— Ну правда.

— Ну пра-авда…

Он влепляет Патрику тяжелую оплеуху. Ухватывает его за волосы и пригибает к полу. Несколько быстрых тычков по уху и щеке, после чего Генри разворачивает сына и швыряет его об стену. Следуют четыре злых удара ребром ладони по почкам, после чего он с силой впивается Патрику в макушку. Паренек заливается слезами и, подвизгивая, умоляет отпустить его. Генри сплевывает кусок скальпа с волосами размером с монетку.

Когда-то давно — сколько уж лет прошло! — Генри заставил Патрика истязать собаку, немецкую овчарку, зверя умного и благородного. Экзекуцию Генри затеял в саду, выдав Патрику для этого цепь.

Вначале, как только Патрик полоснул овчарку цепью в первый раз, она зарычала и грозно ощерилась. Потом, щелкнув зубами, метнулась на своего обидчика. В конце концов, когда псина вся уже обоссалась и обосралась, запачкав Патрика своими экскрементами и кровью, она приползла к своему мучителю на брюхе. Приползла на одних только передних лапах — уши заложены назад, сама пронзительно скулит, с трудом виляя хвостом.