Люцифер и семеро козлов

«Да, со времен нашей последней встречи ничего не изменилось — подумал Сеня, узнав настоятеля с первого взгляда — разве что седин у Панаса теперь побольше, а волос поменьше, да пузо потолще. Хитрая усатая физиономия, маленькие жадные глазенки…» — и сказал вслух:

— Здравствуйте, батюшка!

— День добрый! День добрый! — подобострастно залепетал священник. — Очень рад вас видеть, очень! Пройдёмте, поговорим у меня. Посмотрим, так сказать, друг на друга без лишних глаз и ушей.

Настоятель проводил Сеню в свой кабинет, обещая устроить всё на высшем уровне. Что именно — священник так и уточнил, а «жертвователь» и не спрашивал, потому как устраивать собирался как раз он, если, конечно, Панас все-таки козлище.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, — пробормотал батюшка, предлагая стул в прямом смысле дорогому гостю, когда тот переступил порог его кабинета. — Я так понимаю, вы, любезнейший, из епархии? Нажаловались на меня, значит, а? Ох уж эта паства неблагодарная, ох и мелочные же людишечки!

— Я не из епархии, я сам по себе, — возразил Сеня.

— Да полноте! Что же вы думаете, голубчик, душа моя, будто я вчера родился? — священник лукаво подмигнул. — Отнюдь. Что у вас в чемодане-то? Чай приманочку принесли для жадного батюшки, который на веру и Бога наплевал, и всю свою жизнь служил только звонкой монете, да хрустящей бумажке!

«Вот, вот, именно, не в бровь, а в глаз» — подумал Сеня, открывая чемоданчик с красным крестиком.

— Я же говорю, я не из епархии, — снова объяснил он, наблюдая за тем, как отвисает челюсть батюшки, увидевшего потенциальное пожертвование. — Меня не интересуют ваши грешки.

— Ой, и почему же я вам не верю, молодой человек? — улыбнулся настоятель, буравя странного жертвователя взглядом маленьких жадных глазок. — Конечно, может и так. В любом случае, пожертвование ваше мы должны провести через бухгалтерию!

«Понятно — Сеня мысленно усмехнулся, откинувшись на спинку стула — всё с тобой понятно, Панас. Видать, слава о твоей безоглядной любви к деньгам бежит впереди тебя и добежала уже до вышестоящего руководства! А иначе чего б тебе дергаться? Значит, надо как-то убедить тебя, что я никакого отношения к твоему руководству не имею. Так, так, так… кажется, у меня есть одна маленькая идейка!»

— Всё через бухгалтерию, — повторил господин Копеечкин, заговорщически поглядывая на Сеню.

— Панас Михайлович, хотите я докажу свою полную непричастность к вашему руководству?

— Чего? — удивленно спросил настоятель.

— Сейчас…

Сеня быстро снял куртку и расстегнул рубашку, игнорируя протесты священника, которому решительно не хотелось лицезреть у себя в кабинете полуголого мужика.

— Это что? — оторопевший Панас ткнул пальцем в клеймо, поставленное Люцифером в тот самый день, когда Сеня принял предложение, от которого невозможно было отказаться. — Пентаграмма что ли?

— Вроде того. Теперь вы мне верите?

— Верю, верю, — священник облегченно вздохнул. — Ни один святоша никогда бы себе такое клеймо не поставил, зуб даю. Блядь, как же я рад, что ты не из епархии!

Выругавшийся настоятель облегченно вздохнул и достал из ящика письменного стола пачку сигарет, закурив прямо в кабинете.

— Будь другом, окно открой, — попросил батюшка Сеню. — А то опять возбухать начнут. Ну и какое у тебя ко мне дело? Дураку понятно, никто просто так такие деньги не отдает на добрые дела, разве, может, коммерсы верующие. И ты явно не из них. Ты, похоже, сектант какой или сатанист, судя по ожогу, так?

— А ты, похоже, кадилом деньги зарабатываешь?

— Ну и зарабатываю, и чё? Слушай, — батюшка, сплюнул в пепельницу, — давай начистоту! Ты думаешь, сюда кто-то из нас священников приходит Господу служить, мол, мы — соль земли и вся хуйня? Да прекрати! Возможно, кому-то вера и все эти сказки про рай с адом дают определенное утешение, однако по факту всё это — просто один из инструментов сдерживания и контроля над народом… Раньше был, во времена Руси. А сейчас — вполне себе годный способ зарабатывать хорошие деньги, делая при этом почти нихера. Да хули я тебе объясняю, раз клеймился аки воин адов, то значит, особо ты ничем не отличаешься от агнцев этих, которые в храм по воскресеньям бегают, да в праздники, свечки ставить, да поклоны бить неведомому существу на небесех…

— Давай ближе к делу, — Сеня оборвал священника. — Ты — атеист?

— Конечно!

— И мог бы продать душу вот, — Сеня постучал пальцем по чемодану с красным крестиком, лежавшему на столе, — за скромное пожертвование?

Священник посмотрел на странного сектанта-сатаниста, как средневековый монарх на безумца, рассуждающего о демократии.

— Как тебя звать-то? — спросил он.

— Семён.

— Дурак ты, Семён! — настоятель Никольской церкви расхохотался. — Как можно продать несуществующее, а? Блядь, слушай, и ты серьезно хочешь отдать кучу денег за бессмертную душу раба божьего Панаса? Правда, дурак ты, вот что я тебе скажу! И что надо сделать для купли-продажи, а? Кровью расписаться на пергаменте, наколдованным самим диаволом, да? Ха-ха-ха-ха! Ой и хуйня, господи-помилуй, ну полная, просто!