Люция. Спасенная

– Да… нет… Ты должна понять меня. Знаешь, Люция, если бы ты в прошлом году… если бы ты сказала «да». Но теперь… Вчера ты на самом деле этого не хотела!

– Еще один сюрприз! – Люция едва сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в лицо. – Кажется, вчера ты так не думал.

– Я был немного пьян. Но теперь… ну, если ты этого не хочешь, да еще и мои родители против… Мне нужно уехать на несколько месяцев. Может, когда вернусь…

– Перестань, Давид! – крикнула Люция. – Да кто захочет за тебя замуж? Если я и выйду замуж, то за мужчину, а не мальчишку, избалованного иудейской мамочкой! По крайней мере, ты мог бы сказать правду… – И она буквально набросилась на него с кулаками. – Ты разрушаешь мою жизнь!

– А ну-ка, руки прочь от моего избалованного сынка! – раздался громкий, но спокойный голос Сары Шпейер. Аль-Шифа, наверное, видела, как вошла ее хозяйка, но предупреждать Люцию было уже слишком поздно. – В отличие от тебя, у него есть жизнь, которую можно разрушить. Просто скройся с моих глаз и не смей возвращаться. И если я тебя хоть раз еще увижу здесь, то спущу собак! Дочь шлюхи!

Люция в отчаянии посмотрела на своих приемных матерей: в глазах Сары она прочла одну только ненависть, в глазах Аль-Шифы – отчаяние и жалость. Давид вообще опустил голову, хотя и мог исправить положение – прямо сейчас. Но он не стоил того, чтобы так унижаться. И Люция, схватив свой узелок, выскочила на улицу.

Слова Сары все еще звучали у нее в ушах.

«Дочь шлюхи!»

Чумной доктор

Майнц, 1347—1349

1

– Жидовская подстилка! Да я как чувствовала!

Бондариха возвышалась над Люцией в своем праведном гневе – таком сильном, как будто она, будучи святой, невольно стала свидетельницей смертного греха.

– Да ты и мизинца любой христианской девушки не стоишь! Боже мой, как я волновалась, когда отправила Гретхен в услужение! Но Гретхен вернулась! Вернулась чистой и невинной, как свежевыпавший снег. А ты… Впрочем, я так и думала.

Люция молчала, слушая стенания бондарихи. Отчаяние и усталость настолько овладели девушкой, что она не могла даже горько посмеяться над происходящим. Добродетельная Гретхен, чей девятимесячный живот не скрывало даже самое широкое платье свободного кроя, когда она тащила к алтарю слугу из таверны на сенном рынке! Молодой человек не отличался умом, но, по крайней мере, был христианином и «обладал задатками мученика», как шутили между собой Люция и Лия. Менее снисходительный поклонник никогда бы не признал ребенка Гретхен. Но теперь честь Гретхен была спасена, а Люции пришлось искупить поцелуй, которого она даже не хотела.

– Спать можешь здесь, – наконец ответила бондариха на вопрос, вызвавший долгую проповедь. – Но не думай, что это бесплатно. Нашей принцессе придется поискать себе работу! Если, конечно, ей удастся найти кого-то, кто согласится на это! Жидовские подстилки даже в тавернах никому не нужны. Кто знает, какое проклятие мастер Вениамин Шпейер наложил на тебя…

Люция старалась не слушать оскорбительных речей бондарихи, хотя, конечно, она сама задавалась вопросом – что ждет ее в будущем и где ей заработать себе на хлеб. Никто не возьмет ее в подмастерья. Даже год назад ее никто бы не взял, не попроси за нее Шпейер: она уже тогда была слишком стара. Таким образом, речь могла идти только о месте приходящей служанки. Ей придется ходить по городу, от двери к двери, и справляться о работе на кухне – а у нее не было ни рекомендаций, ни даже маломальского опыта работы. Для девушки ее возраста это было поразительно. О ней станут сплетничать и на рынке, и в церкви, а затем масла в огонь подольет супруга портного! И вскоре история «жидовской подстилки» разлетится по всему Майнцу. Люция стала всерьез подумывать о том, чтобы сбежать из города. Но куда именно, в Вормс или Трир, она пока еще не могла сказать.

В тот кошмарный день она решила сначала попытать счастья у повитух-христианок. Если бы у них нашлось место служанки, она могла бы начать с простых заданий, а с течением времени стать повитухой. Будь у нее возможность хоть иногда перекинуться словечком с хозяйкой, та скоро бы поняла, что Люция слишком хороша для кухни.

Однако ни одна из повитух не искала себе служанку, как, впрочем, лекари и аптекари, которые тоже указывали Люции на дверь. Последний даже посмеялся над ней, когда она предложила свою помощь в изготовлении лекарств. В конце концов, совершенно обескураженная, она вернулась домой, в лачугу бондарихи, и свернулась калачиком на соломенном матрасе. К счастью, никто ее не побеспокоил. Старших сыновей бондарихи не оказалось дома, а тринадцатилетний Армин был слишком робок, чтобы начать дразнить «приемную сестру».