— Погодите! — выкрикнул Валентин. — Вы не можете так уйти.
Врач обернулся:
— Наше дело — спасать живых, а не с мертвецами возиться.
— Но я не могу. Это вообще не моя жена.
Медсестра вскинула голову, в ее глазах появились искорки интереса.
— Сочувствую, — сказал врач. — Могут возникнуть осложнения.
— Мне не нужны осложнения, — быстро произнес Валентин. — Вы увезите ее, пожалуйста, куда положено. Я заплачу.
— Ну…
Врач изобразил сомнение. Оно рассеялось, когда Валентин сунул ему двести долларов. Был позван снизу водитель с носилками и черным мешком. Медики действовали слаженно и умело. Не прошло и трех минут, как на память о случившемся остались только изгаженные полы.
«Они ведь в машине ездят, — тупо подумал Валентин. — Почему обувь грязная? Могли бы бахилами пользоваться, что ли… Люся! Люсенька… Какой ужас!»
На глазах Валентина выступили слезы. Только теперь он по-настоящему осознал, какое горе пережил. Его любимая женщина умерла. Больше он не услышит, как она смеется, не увидит нежность в ее глазах, не съест приготовленное ею блюдо. Трагедия. Непоправимая трагедия.
Он сидел на стуле с кистями рук, зажатыми между коленями, и опущенной головой. Он был настолько поглощен чувством утраты, что не услышал появления Геннадия Ильича Карачая. Просто в поле его зрения появились ботинки, и он поднял взгляд. Слезы катились по его щекам, но Валентин не вытирал их. Он хотел, чтобы Люсин муж видел, как сильно он страдает.
— Ее увезли, — сказал Валентин. — Беда какая. Сердце остановилось. Все так неожиданно случилось.
Губы Геннадия Ильича были плотно сжаты. Он разлепил их только затем, чтобы поинтересоваться:
— А как должно было случиться? Ожиданно?
Такая странная постановка вопроса застигла Валентина врасплох. Не зная, что ответить, он пожал плечами.
— Значит, увезли? — уточнил Геннадий Ильич. — Давно?
— Недавно. Если вы на машине, то догоните. Вполне.
— Зачем?
Еще один дурацкий вопрос. Настолько дикий, что у Валентина вырвался из горла нервный смешок.
— Тебе весело? — поинтересовался Геннадий Ильич.
Его голос был вкрадчив.
— У меня такое же горе, как и у вас! — воскликнул Валентин.
— Нет. Не такое.
— Давайте не будем выяснять, кому из нас сейчас хуже. Вот адрес больницы, куда повезли Люсю. Я записал. — Валентин встал и включил телефон, давая собеседнику возможность прочитать текст на экране. — Она там. Прощайте.
— Она ушла к тебе, ты ею и занимайся, — сказал Геннадий Ильич. — Я не для того зашел.
— А для чего тогда?
— А вот для чего…
Несильно размахнувшись, Геннадий Ильич ткнул Валентина кулаком под подбородок.
— А?
Валентин против своей воли сделал шаг, наткнулся на стул и с размаху сел. Следующий удар пришелся в ухо. Валентин очумело захлопал глазами.
— Вы пьяны! — воскликнул он.
— Пьян я был вчера, — сказал Геннадий Ильич. — Сегодня трезв, как стеклышко. К сожалению.
Сделав это уточнение, он ударил сидящего Валентина слева, опрокинул того на пол вместе со стулом.
— Убийца! — завопил Валентин. — Это ты ее убил! Люся после разговора с тобой умерла! Подонок! Для тебя нет ничего святого.
Он думал, что избиение продолжится с новой силой, но Геннадий Ильич неожиданно остановился.
— Нет, — согласился он. — Нет ничего святого. Позаботься о похоронах, бизнесмен.
Развернувшись на каблуках, он удалился. Размазывая кровь по лицу, Валентин остался сидеть на полу. Он не верил своему счастью, не верил, что так легко отделался.
О Люсе и ее смерти он на время забыл.
Глава 7. Кладбищенская история
На следующий день Геннадий Ильич вернулся домой окоченевший и сразу полез под горячий душ. Выйдя из ванной комнаты, он присоединился к брату, ожидавшему его на кухне.
— Где был? — спросил Александр.
Он хотел сказать, что волновался, но не стал этого делать. Это было бы преувеличением. Зачем кривить душой без особой надобности? Когда смерть близка, то не хочется лгать.
— На кладбище, — ответил Геннадий Ильич, принимая из рук брата бутерброд с сыром и колбасой.
— Ты же не собирался, насколько я помню.
— Хоронить не собирался. Я смотреть ездил.
— А, — сказал Александр. — Понятно. Чай поставить?
— Ставь, — сказал Геннадий Ильич.
Он согрелся, но все равно выглядел, как замороженный. Лицо его было малоподвижно, движения скупы и скованны.
— Как прошло? — спросил Александр. — Если не хочешь, то не рассказывай.
— А тут и рассказывать нечего, — сказал Геннадий Ильич. — Раньше хоть какую-то видимость траура создавали. Сотрудники провожали в последний путь, родственники, друзья. Я уже не говорю про оркестры. Обязательно играли похоронный марш.
— Да, помню. Я когда пацаном был, мы на мотив марша пели про самолет.
— Какой самолет?
— Ту-104 пассажирский самолет, — пропел Александр тихо. — Ту-104 наш надежный самолет…
Геннадий Ильич машинально кивнул:
— Вспомнил. Короче, Люсю без реквиема похоронили. Я издали смотрел. Кроме родителей никто не явился. Только родители и землекопы. Вот и весь ритуал.
— А бизнесмен ее?
— Зачем ему? Одно дело — чужих жен трахать, и совсем другое — хоронить их.
— Ты с ними не говорил? — спросил Александр, наливая кипяток в заварник. — С ее родителями?