– Это меня радует. Но признаться, у сына моего довольно сложный характер. Он упрям, эгоистичен… воинственен. Я возлагаю большую надежду на то, что мягкость Гретты благоприятно подействует на Густава, и её любовь усмирит огонь в его крови.
– Извините, ландграф, моё любопытство, я заметил, что между Густавом и Берхардом нет дружбы, но много разногласий. Отчего так?
Генрих глубоко вздохнул. Разногласия. Да между его сыновьями идёт настоящая тихая война. Пока тихая. Сказать ли об этом Рюдегеру? Пожалуй, надо. Ведь его дочь, выйдя замуж за Густава, будет втянута в эту войну. Вот только как поведёт себя барон, узнав правду отношений в семье Регентропф? Не передумает ли отдавать дочь за Густава? Терять его земли, которые впоследствии можно будет присоединить к Регенплатцу, не хотелось бы.
– Вы, верно, знаете, что у мальчиков разные матери, – осторожно произнёс Генрих.
– Да, до меня доходили такие сведения, – признался Рюдегер.
– Вот от этого и все разногласия.
Таким ответом Генрих не высказал ничего конкретного и в то же время сказал обо всём. Рюдегер Хафф принял объяснение. Ему хотелось знать больше, но заметив напряжение на лице ландграфа и поняв, что затронутая тема давалась тому нелегко, настаивать на подробностях не стал.
Юноши вышли из залы и направились в свои покои, чтобы одеться к верховой езде.
– Мне показалось, или в тебе действительно пропал интерес к Гретте? – поинтересовался Кларк, идя рядом с другом по коридору.
– С чего ты решил это? – отозвался Берхард.
– За столом ты был таким невозмутимым.
– Если б ты знал, как тяжело мне давалась эта невозмутимость, – вздохнул Берхард.
– Значит, мне показалось.
– Зайдём ко мне на минуту, – предложил Берхард.
Пропустив в свою комнату Кларка, Берхард плотно прикрыл дверь. Затем прошёл к стоявшему за камином небольшому сундуку и достал из него скрученный лист пергамента.
– Вот, смотри, – протянул Берхард другу лист. – Это я нарисовал сегодня ночью.
Кларк взял пергамент и развернул его.
– О! Прекрасный портрет! – восхитился он. – Учитывая, что он был создан ночью, то вряд ли списан с натуры.
– Он списан с моей памяти. Памяти, из которой образ Гретты не выходит ни на минуту.
– Девушка словно живая!…
– Я не знаю, что мне делать, Кларк. – Берхард устало опустился на кровать. – Я стараюсь смотреть на Гретту, как на обычную девушку, заставляю себя испытывать к ней только дружеские чувства… Но у меня ничего не получается. Сердце тянется к ней, а ревность к Густаву разрастается. Я не смогу долго притворяться, изображать равнодушие к Гретте. Наверное, я всё же поговорю с отцом. Пусть отменяет мою свадьбу с Зигминой…
– Постой. Не торопись так, – призвал Кларк и, свернув рисунок, приблизился к своему опечаленному другу. – Всё не так просто. Кроме твоего отца есть ещё и барон Хафф, который подписал договор, который дал ландграфу слово чести. Есть ещё и сама Гретта. Согласна ли будет она поменять женихов? Тем более что ты после ссоры с отцом, скорее всего, потеряешь трон Регенплатца.
– Думаешь, она из тех, кто материальное положение ставит превыше всего?
– Я её плохо знаю. Впрочем, как и ты. Присмотрись к ней получше. Скромный взор и милая улыбка ещё ничего не значат. И неизвестно, нравишься ли ты ей вообще. Посмотри, как любезна она с Густавом. Он хорош собой (что правда, то правда) и тоже богат…
– Ты подливаешь масла в огонь, – простонал Берхард.
– Я просто говорю правду. Я хочу помочь тебе и потому советую не торопиться.
– Гретта замечательная девушка и достойна обожания, – остался Берхард при своём мнении.
– Я не спорю. И всё же прежде, чем ставить всё с ног на голову, подумай хорошо, по-умному оцени ситуацию и последствия. А главное помни, что ты не простой смертный, и от твоих поступков зависит многое и многие.
Бродя по коридорам замка, Гретта не переставала восхищаться его красотами: цветные витражи, резная мебель, высокие сводчатые потолки, искусно выполненные гобелены, фамильные портреты. Жаль только, что Густав мало рассказывал об истории семьи, о характерах живших здесь людей. Он не молчал, говорил много, но не о том, о чём Гретте было бы интересно слушать. Жаркие истории о кровавых баталиях, о набегах пиратов, о карательных экзекуциях её совсем не увлекали.
– Ну вот, осталось только северное крыло замка, – сказал Густав. – В нём расположены лишь гостевые покои, ничего примечательного. Но если хотите…
– Что ж, если вы говорите, что ничего примечательного… – пожала плечами Гретта. – Ваш замок столь велик. Честно говоря, я даже немного устала.
– Вам было интересно?
– Да, очень, – девушка не стала расстраивать собеседника.
– Я ещё хочу предложить вам подняться на одну из башен замка. Точнее, на восточную башню. Она выше остальных, и с неё виден почти весь Регенплатц. Драконова гора, весь Крафтбург, наше поместье Ребсток, что на противоположном берегу Рейна… Кстати, я покажу вам скалу, у которой и произошла та битва с пиратами…
Полюбоваться окрестностями с высоты башни – это прекрасно, но снова выслушивать о жестоких сражениях… Гретта тяжело вздохнула.