– Что касается Зигмины фон Фатнхайн, – продолжал он, – так она мне совсем не нужна. Зачем мне эта тощая бледная девка с завышенным самомнением? Я замучаюсь с её капризами да с придирками её папаши маркграфа. Мне не интересны ни её золото, ни её армия, я и сам богат и силён. А вот Гретта мне нужна. Я хочу её! Правда, она уже не чиста, эта распутница не сумела сберечь себя до нашей свадьбы. Да ничего. После за блудливость свою наказана она будет мной. И серьёзно наказана.
– М-да, невесёлую ты ей жизнь готовишь, – усмехнулся Аксел.
Густав резко остановился и вонзил в друга колючий взор.
– А это уже будет от неё зависеть, как сложится её жизнь со мной. Если она станет послушна и ласкова, если станет выполнять все мои прихоти, то и мне обижать её незачем. Я же не тиран. Однако сначала нужно избавиться от волчонка.
С улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, Густав снял с пальца перстень с чёрным топазом и, вытянув руку, подставил камень под утренние лучи солнца.
– Что это? – спросил Аксел.
– Это то, с помощью чего я обрету и трон Регенплатца и желанную женщину, и при этом ничего не потеряю.
Ландграф стоял у окна и под светом утренних солнечных лучей читал только что переданное ему письмо. На вошедшего в покои сына он взглянул мельком и продолжил чтение. Берхард не прерывал, молча и равнодушно наблюдал за действиями слуги, наводящем в комнате порядок после сна господина.
– Я смотрю, ты сегодня рано поднялся, – произнёс Генрих, свернув пергамент.
– Да и вы, отец, уже на ногах, – отозвался Берхард.
– Сегодня суетный день. Сегодня приготовлено много развлечений для гостей, нужно всё ещё раз проверить. – Генрих отошёл к столу и положил свиток. – Король не приедет на свадьбу.
– Почему?
– Снова восстания в Италии.
– Оно и к лучшему.
– Восстания?
– Нет. То, что король не приедет.
– Что ж тут хорошего? Мне бы очень хотелось, чтобы вас с Густавом благословила не только власть церковная, но и власть светская.
– Дело в том, отец, что свадьба может пойти не по запланированному порядку.
Генрих напрягся. Чем ещё «обрадует» его старший сын?
– Что ты имеешь в виду?
Берхард опустил глаза. Он понимал, что его признание вызовет гнев у отца, но признаться необходимо, необходимо пережить этот гнев. Вот только слуга мешался.
– Я хотел бы поговорить с вами наедине, – произнёс Берхард.
Ландграф взглядом и кивком головы указал слуге на дверь, и тот, оставив работу и отвесив господину поклон, немедленно покинул комнату.
– Твои «разговоры наедине», честно говоря, меня уже пугают, – признался Генрих, едва закрылась дверь за слугой. – Что на этот раз?
– Я не могу жениться на Зигмине, отец… – начал Берхард с главного.
– Ты опять за своё! – рявкнул Генрих. – Этот вопрос уже решён, и обсуждать его снова я не желаю!
– Но сейчас всё намного серьёзнее! – настаивал Берхард.
– Почему?
– Потому что… Потому что этой ночью мы с Греттой тайно обвенчались в часовне монастыря…
– Что!!!
Буквально за пару мгновений удивление сменилось негодованием, негодование – гневом, гнев острым уколом муки воткнулся в слабое сердце мужчины.
– Что ты натворил! – вскричал Генрих. – Что ты натворил!! Как теперь… Как посмотрю в глаза барону Хафф? Ты же совратил его дочь!..
– Гретта сама дала согласие стать моей женой, – возразил Берхард. – Она любит меня и пошла на этот шаг ради того, чтобы быть со мной…
– Но вы женились тайно, без нашего благословения! – с хрипом выдыхал Генрих.
Рука его уже массировала грудь, болезненный укол всё глубже проникал в страдающее сердце.
– Вы не давали нам это благословение.
– А маркграф? Боже, что я скажу ему? Что он обманут? Что его дочь стала отвергнутой невестой?! Какой позор ты навлёк на нашу фамилию!
Боль быстро разрасталась, вгрызаясь в сердце изнутри. Генрих опустил руку, но заветного мешочка со склянкой на поясе не обнаружил.
– Я постараюсь сам всё объяснить маркграфу… – говорил Берхард.
– Что ты ему объяснишь?! Ох! Что фамилия Регентропф потеряла значение честного имени? Что нам больше нельзя верить?
Сердце буквально разрывалось. С тихим стоном ландграф опустился на стул.
– Папа, что с вами? – встревожился Берхард, увидев страдание на лице отца. – Сердце?
Генрих слабо кивнул в ответ, сил у него осталось лишь на то, чтобы терпеть боль. Подняв руку, он указал на навесной шкаф в углу комнаты. Берхард понял и подбежал к шкафу. В нём среди прочих вещей с краю стояли две бутылочки с сердечными каплями лекаря Гойербарга. Берхард взял одну склянку и вернулся к отцу. Приняв лекарство, Генрих постарался успокоиться. Боль пройдёт скоро, но надо, чтоб и ритм сердца стал тише, а дыхание стало ровнее.
– Ты убиваешь меня, Берхард, – простонал Генрих.
– Простите меня, отец. – Юноша смиренно опустил глаза. – Я не хотел причинять вам боль.
– Будто ты не знал, как я приму твой поступок.
– Я просил вас отменить свадьбу с Зигминой, – всё ещё пытался оправдаться Берхард. – Просил не разлучать нас с Греттой…