Густав знал, что отец любил Берхарда и прощал ему всё, но это лишь сильнее бередило злость его. В глазах отца во всём произошедшем, конечно, будет виноват он. Не желая выслушивать попрёки родителя, Густав зло процедил: «Подавись своей побрякушкой», и бросил кулон как можно дальше. Перелетев через перила, жемчужина пропала в жужжащей толпе под балконом. Кларк и Берхард кинулись к перилам и глянули вниз, но опоздали – проследить, куда упал кулон, не удалось. С тяжёлой обидой в сердце Берхард выпрямился и обернулся, однако Густава уже и след простыл.
– Трусливый мерзавец, – высказал Кларк. – Едва услышал об отце, так сразу в бегство!
Берхард вновь посмотрел с балкона в толпу зрителей.
– Кулон наверняка где-то между скамеек, – проговорил он. – Пойдём, поищем. Мне нужно его вернуть.
– Может, займёмся поисками после? – предложил Кларк. – Тебя отец ждёт на трибуне. Видишь, он опять подаёт тебе знаки.
Ландграф фон Регентропф действительно ждал сына на трибуне, и хмурый взор его говорил о нарастающем недовольстве. Генрих не покидал своего места и даже не думал интересоваться возникшей кутерьмой на балконе. Кларк специально сказал о его приближении, чтобы остановить мерзкую игру Густава.
– Нет, – не согласился Берхард, – после кулон кто-нибудь подберёт. Я пойду искать сейчас.
– А вдруг он вылетел на манеж?
– Надеюсь, что не вылетел.
Мальчики быстро спустились с балкона и направились к тому месту, куда предположительно упал кулон. Вдруг им навстречу вышла девочка лет десяти и, превозмогая робость, тихо проговорила:
– Прошу прощения, что остановила вас, но мне кажется… эта вещь ваша… – и девочка протянула в раскрытой ладошке жемчужный кулон на золотой цепочке.
– Да! Это мой амулет! – воскликнул Берхард. – Вы нашли его!
– Я сидела с отцом на трибуне, вон там… Украшение упало прямо мне на колени. Я подняла голову и увидела, как вы смотрите вниз… Я подумала, что вещь ваша…
– Спасибо! Вы… Вы сняли камень с моей души.
Берхард осмотрел украшение. Цепочка порвалась, и потому надеть её на шею сейчас оказалось невозможно. Придётся сначала отдать на реставрацию ювелиру. Но Берхарда это мало расстроило, его радовало уже то, что кулон не пропал.
– Вижу, эта жемчужина вам очень дорога… – заметила девочка.
Берхард внимательнее пригляделся к спасительнице его амулета. Она ему понравилась: приятное лицо с лёгким румянцем смущения на щеках, пышные вьющиеся русые волосы, прибранные атласной лентой. Наряд простой, но сшитый по моде, и никаких драгоценностей. «Может, служанка какой-нибудь юной графини? – предположил Берхард. – Тогда почему она занимает место на трибуне?»
– Позвольте узнать ваше имя, фройлен? – поинтересовался он.
Девочка ещё больше смутилась и спрятала под пушистыми ресницами робкий взор светло-карих глаз.
– Меня зовут Гретта, – всё так же тихо произнесла она.
В этот миг горны громко объявили о начале турнира. Гул в манеже начал смолкать, зрители приготовились к предстоящим зрелищам.
– Извините, – вдруг засуетилась Гретта, – мне необходимо вернуться к отцу. Рада, что смогла помочь вам.
И подобрав подол платья, девочка быстро убежала на трибуны. Берхард не ожидал столь скорого расставания.
– Кто она? – спросил он у друга. – Ты её знаешь, Кларк?
– Нет, – пожал Кларк плечами. – Какая-то Гретта. Судя по одежде, прислужница в богатой семье.
– Я тоже сначала так подумал. Но она с отцом на трибунах…
– Тогда, возможно, она дочь какого-нибудь не слишком знатного дворянина.
– Выясни это, Кларк. Пожалуйста.
– Попробую. А сейчас иди к отцу, Берхард, иначе рискуешь окончательно разозлить его.
Ханна торопливо шла по коридору. Она опаздывала, и потому шаг её был быстр. Турнир уже начался, уже объявляли имена участников. Ханна прислушивалась к голосу глашатая, стараясь разобрать слова. Она знала, тот рыцарь приехал сегодня утром. Она ещё не видела его, но слышала, как упоминали его имя. Она ждала его, много лет ждала, и вот он приехал.
Ханна уже почти бежала, как вдруг из тёмной арки в стене кто-то схватил её за руку. Девушка вскрикнула от испуга и неожиданности, и сердце её замерло. Но, вглядевшись в бородатое лицо схватившего её мужчины, Ханна выдохнула с облегчением и улыбнулась.
– Гернот, – тихо и с теплотой произнесла она.
– Узнала, – довольно пробасил высокий темноволосый мужчина. – Помнишь ещё, значит.
– Конечно, помню, – и Ханна прижалась к могучей груди рыцаря.
Гернот промычал что-то ещё более довольное и руки его обвились вокруг стройной девичьей талии. Но Ханна вдруг резко подняла голову, и в глазах её сверкнул упрёк.
– А я бы вполне могла тебя забыть, рыцарь Боргардт, – резко высказала девушка и откинула от своей талии мужские руки. – Ты мне обещал вернуться через два года, а приехал через десять лет. Десять!
– Я воевал…
– Война давно окончилась.
– Я попал в плен…
– В плен какой-нибудь красотки?