Сидящий за невысоким походным столом Генрих, оторвался от чтения документа и удивлённо воззрился на солдата.
– Мои сыновья? – переспросил он. – Не может быть. Мои сыновья сейчас находятся под присмотром самого короля.
– Я так и предполагал, что это какие-то самозванцы. Хотя и весьма похожи.
– Да? Приведи-ка их сюда, я с ними познакомлюсь.
– Но, ваше сиятельство… – обескуражено развёл руками караульный. – А вдруг они подосланы неприятелем?
– Меня окружает столько доблестных воинов, что я не боюсь вражеских подлостей. Веди.
Похвала ландграфа польстила караульному. Довольный, он выглянул из шатра и громко распорядился: «Введите пленных». Двое солдат провели в шатёр четырёх пленников в запылившихся одеждах и со связанными руками.
– Это замечательно, ландграф, что у вас столь бдительные караульные, – произнёс черноволосый парень, – но мы всё-таки надеялись, что нас признают. Неужели за четыре года мы так сильно изменились?
Поражённый неожиданной встречей Генрих вскочил из-за стола:
– Берхард, Густав, Кларк! Почему вы здесь?
– Мы не могли сидеть в тиши королевских покоев, когда землям нашим угрожает враг! – ответил за всех Густав.
– Ах, Боже милостивый! – засуетился караульный. – Это мы что же?.. Это как же?.. Ну-ка, быстро развяжите господ! И верните им оружие! – крикнул он солдатам, и, обращаясь сразу и к юношам, и к ландграфу, запричитал, – Извините, ваши милости, извините, не признали… сумерки же…
– Хорошо ещё, что не убили на месте, а лишь пленили, – проворчал Густав, потирая освобождённые от пут запястья.
– Ладно, не сердитесь, – улыбнулся Генрих, – мои воины поступили правильно. А то, что они вас не узнали, не удивительно, вы очень выросли, возмужали.
Ландграф отпустил солдат и распорядился, чтобы к нему позвали графа Кроненберга. Юношей же он усадил на лавку, а сам занял своё прежнее место за низким столом.
– Я предполагал, что вы захотите приехать, – начал он разговор, – и потому попросил Фридриха не отпускать вас от себя. Видимо, он мою просьбу отверг.
– Нет, не отверг, – ответил Кларк. – Король действительно приказал нам оставаться в замке и ждать вестей от вас. Мы сами приняли решение вернуться и уехали без ведома короля Фридриха.
– Вот как. Ослушались королевского приказа, значит. – Генрих строго нахмурил брови. – Дерзко.
– А кто ваш спутник? – спросил он после нависшей паузы.
– Ах, да, – спохватился Густав. – Представляю вам, отец, Аксела Тарфа, моего хорошего друга. Он не велик титулом, но честен и благороден. Я был бы счастлив, отец, если б вы позволили ему остаться подле меня и поселиться в Регентропфе.
Аксел поднялся и почтительно поклонился ландграфу. Генрих внимательно оглядел нового друга своего сына. Высокий темноволосый юноша с приятным лицом и умными карими глазами, в движениях никакой робости, взгляд человека в себе уверенного.
– Сколько лет тебе, Аксел? – спросил Генрих.
– В следующем месяце девятнадцать будет, – с готовностью ответил молодой человек.
– И кто отец твой?
– Латник при королевском дворе, – не стал скрывать Аксел и после с достоинством добавил. – Человек без чина, но всеми уважаемый. Король Фридрих высоко ценит его мастерство.
– Почему ж ты решил покинуть отчий дом?
– Хочу своё место в жизни найти. Помимо меня у отца ещё четыре сына, есть кому ремесло передать. Родители благословили меня и отпустили.
– Вот только ты приехал в Регенплатц в смутное время.
– Я готов встать в ряды ваших воинов, ваше сиятельство. А вдруг мне суждено стать героем?
– На поле брани вместо славы можно найти и смерть.
– В жизни всегда приходится рисковать. Побед без риска не бывает.
Ландграф улыбнулся: бравый малый, не юлит, не трусит.
– Что ж, оставайся, Аксел Тарф, – дозволил Генрих.
Поблагодарив, Аксел отвесил поклон и снова присел на лавку рядом с Густавом. А Генрих обвёл взглядом остальных юношей, а потом сказал:
– Я не знаю, что отец решит относительно тебя, Кларк, а вы, Густав и Берхард, завтра же отправляетесь в Регентропф.
– Как в Регентропф! – возмутились братья.
– Я не допущу, чтоб мои сыновья в столь юном возрасте принимали участие в такой жестокой игре, как война.
– Мы уже не мальчики! У нас есть оружие, и мы достаточно умело владеем им!
– Здесь царит смерть, здесь нужно убивать…
– Вы боитесь, что мы струсим?
Генрих не ожидал такого вопроса. Он взглянул в серьёзные глаза старшего сына. Берхард решительно поднялся с места и с вызовом вздёрнул подбородок:
– Вы учили нас не жалеть жизни за семью, за наш народ, за наши земли, а теперь призываете отсиживаться за крепостными стенами?
– Я призываю поостеречься, чтобы после моей возможной кончины было кому защитить Регенплатц, – настаивал Генрих.
Он говорил строго непреклонно, но в душе радовался, что сыновья его столь горячи сердцами и смелы духом.
– Ну, хорошо, – всё же согласился Генрих. – Вы останетесь здесь. Однако в битве участвовать запрещаю. Будете наблюдать за сражением отсюда, да и за лагерем присмотрите.
– Но отец…
– Или согласны на мои условия, или я немедленно отправляю вас в Регентропф!