Ливень в графстве Регенплатц

– Да, взял! А ты знаешь почему? Потому что твой любимчик оскорбил и унизил Маргарет перед посторонним человеком, перед молодым мужчиной. Густав встал на защиту чести сестры. Он повёл себя как истинный благородный рыцарь!

Генрих строго взглянул на Берхарда. Получалось, что сын его обманывал?

– Это правда? Берхард?

– Я нарисовал её руку, а Маргарет это не понравилось, – сказал Берхард, чувствуя, что происходящее заводит его в тупик. – Я ничем не оскорблял её.

– Нарисовал, – усмехнулась Патриция. – Изуродовал! А что говорил ей при Зигмунде? Повтори, повтори это отцу.

– Если вы так настаиваете, – пожал плечами Берхард, сестру он выгораживать не собирался. – Маргарет задавала геру Зигмунду непристойные вопросы, и я напомнил ей, что она – дочь ландграфа.

– Ах ты, бесстыжий! – вскочив, воскликнула Патриция. – Ты обидел мою дочь, а теперь ещё и выставляешь её распутницей!

И женщина уже занесла руку для пощёчины, но Генрих остановил её. Он был поражён случившимся. Он всегда верил своим детям, но выяснилось, что они могут лгать ему, он доверял им, считая достаточно взрослыми и разумными, но оказалось, что они до сих пор требуют присмотра.

– Оставь, я сам разберусь, – сказал Генрих супруге. – Позаботься лучше о Густаве.

И позвав с собой Берхарда, Генрих покинул комнату.

Ландграф подписал письмо, свернул пергамент и скрепил его печатью с гербом Регенплатца.

– Пригласите гонца, – попросил Генрих стоящего рядом слугу.

Тот с поклоном немедленно вышел за дверь. Через минуту в кабинете появился молодой солдат, готовый исполнить указания господина.

– Поезжай в графство Кроненберг, – распорядился Генрих. – Вот два письма тебе, передашь графу. А прежде зайди к сыну моему Берхарду. Он, верно, тоже подготовил письмо для своего друга.

– Берхард уже сам нашёл меня и отдал послание для Кларка Кроненберга, – ответил гонец.

– Вот как? – заинтересовался Генрих. – Это оно точит у тебя из дорожной сумы?

– Да, ваше сиятельство.

«Интересно, о чём Берхард там пишет? – возникла в голове Генриха мысль. – С Кларком он намного откровеннее, чем со мной.» Эта мысль уже не раз и раньше возникала, бередя любопытство, но обычно быстро улетала. А вот сейчас она отчего-то улетать не желала. Да ещё и после прошедших событий. И письмо сына так доступно. «Наверняка Берхард пишет о том случае, – продолжал думать Генрих. – Другу он обязательно без стеснения поведает все мысли свои и всю правду.»

Правду Генрих и так выяснил. Он поговорил отдельно с Берхардом, с Маргарет, с Густавом, поговорил с Зигмундом. Молодой человек старательно смягчал поведение юной Маргарет на том злосчастном уроке, но скрывать что-либо не посмел. Наказания никто не понёс, но кое-какие выводы были сделаны. Так отныне на уроках обязательно должна была присутствовать Астрид, дабы усмирять ссоры детей.

Ландграф вышел из-за стола и приблизился к гонцу:

– Дай-ка мне это письмо.

– Но… Ваше сиятельство, – растерялся гонец. – Берхард его запечатал, и…

– Ничего страшного. У него такая же печать, что и у меня, только меньше.

Солдат вынужден был подчиниться. Он вынул из сумы свиток и отдал ландграфу.

«Нехорошо это, – подумал Генрих, занеся руку над печатью. – Берхард мне доверяет. Но, в конце концов, я же отец и имею право знать мысли сына.» И Генрих уверенно сломал печать. Развернув пергамент, он отошёл к окну и начал читать.

«Здравствуй, дорогой друг мой Кларк. Как всё-таки жаль, что тебя нет рядом со мной. Сейчас, благодаря мастеру Вольфгарту, каждый день я узнаю что-то новое и интересное, а поделиться этим с тобой не могу. Поражаюсь, как много знает этот человек! Я с удовольствием хожу на его занятия. В этот раз мастер Вольфгарт рассказал нам о великом греческом учёном, а я теперь поведаю о нём тебе. Это был удивительный человек…»

«Берхард пишет о занятиях, – подумал Генрих. – Они для него важнее и интереснее ссор с сестрой. Это хорошо. Пусть учится. Сын станет умным и образованным правителем.»

Но на этом Генрих не остановил любопытство. Он быстро пробежал глазами по ровным строчкам письма, и вскоре его взгляд остановился на одной из них: «…Маргарет упрямо не желает…»

«Чего она не желает?» – нахмурился Генрих и вернулся к началу предложения.

«Танцевать со мной либо с Густавом Маргарет упрямо не желает. Видишь ли, ей неприятны кавалеры, которые ниже неё ростом. А потому на уроках в танцах её ведёт только Зигмунд, а мы учим движения с её служанками. Да мне и не очень хочется танцевать с такой гордячкой… – Генрих невольно улыбнулся ворчанию Берхарда. – А сейчас Маргарет ещё больше нос задрала, решила, будто Зигмунд от неё без ума. Впрочем, он действительно плохо скрывает свой интерес к ней. Уж не знаю, что Зигмунд нашёл в этой ледяной особе? На днях он мне даже признался в своём желании написать портрет моей сестры, но боится, что отец наш не согласится на это.»