Ливень в степи

«Времена меняются, - рассуждает про себя Абида. - Никому не нужные бабы становятся начальниками. Кто бы поверил раньше, что я стану гонять коней, сбивать им копыта из-за бабы? Хотя… мне что? Прикажут - и беззубую старуху повезу. Начальники начальник… Завтра эту гостью увезу и все, на душе легче станет. Чем бы вот веревку получше обернуть, а то у пристяжного бока трет…»

Потом пришло другое удивление: почему эта начальница не важничает. Мэдэгма рассказала ей про больного сына Шойроба, она жалеет, говорит, что в город увезти надо, лечить, теперь знающие доктора простых людей лечат.

- Ламы лечили… Мы его в дацан возили, не помогло.

- У лам какое лечение, - махнула рукой Санжима Дашиевна. - Обман у них. К доктору надо. Слепым зрение возвращают, глухие слышать начинают. И платить не надо. При красной власти бесплатно лечат. Свезите к доктору.

- Хорошо бы, - не очень уверенно соглашается мать.

- А ты, малыш, в школу ходишь? - спросила приезжая Очира. - В каком классе?

- Я в школу не хожу, - громко ответил Очир. - Меня не пускают, дома держат…

- Болен он, - неловко оправдывается отец. - Два года болел.

- Не два года, - снова смело заговорил Очир. - Одну зиму я болел. Потом отец не пустил в школу, сказал, что надо овец пасти.

Отец и мать переглянулись. После того как отец отвезет куда надо эту начальницу, вернется домой, он напомнит Очиру этот вечер. Особенно лупить не станет, а за уши оттаскает.

«Что мне делать? - мучается тем временем Жаргалма. - Сказать ей или не сказать? Как открою рот, так сразу и слезы… И ничего не сумею рассказать. Надо о Норбо рассказать, пусть она все узнает. Может быть, поможет. А вдруг станет просто утешать: успокойся, мол, не плачь, все пройдет. Норбо приедет за тобой. Ведь она женщина. И еще, пожалуй, сама заплачет от жалости… А когда уедет, когда наш летник затеряется из виду, все забудет. Не станет же она ходить по юртам и приказывать, чтобы не болтали глупости про Абидуеву Жаргалму. Нет, - твердо решила Жаргалма, - ничего я ей не скажу».

Она стала слушать, что говорит Очиру приезжая.

- А тебе хочется в школу, Очир? - спрашивала Санжима Дашиевна. - Вижу, что хочется… Нельзя из-за овец учение бросать. Сейчас все учатся. Когда Очир станет ученым человеком, не только отцу с матерью будет большая польза. Теперь и для взрослых школы открываются, старые люди тоже учиться хотят. Советская власть сил на это не жалеет, денег много отпускает. Трудно нам. Мало у нас светлых помещений для школ, нет столов, скамеек… Даже досок нет, чтобы буквы писать мелом. Но ничего, все будет! Ведь у нас есть самое главное - право учиться.

Жаргалма чувствует, что у нее горит все тело. Ей вспомнился невысокий седоватый Доржи, который просил Норбо сделать для школы доску. Норбо потребовал деньги за работу, прикрикнул на мать. Доржи перед уходом сказал: «Стыдно писать Ленину-багше, чтобы нам из Москвы прислали доску для школы».

Жаргалме вдруг начало казаться, что все это было при ее отце, при матери, при этой начальнице, что все они осуждают Норбо, который не захотел без денег смастерить доску. Что, если она знает и про колыбель, которую Норбо сделал за десять фунтов муки?

Приезжая достала из кожаного потертого портфеля книгу, тетрадку и карандаш, подала Очиру:

- На, пусть руки привыкают к тетради, к карандашу. Ты рисовать умеешь?

- Всю стену углем исчертил, - ласково пожаловалась мать.

- Зимой на снегу палочкой рисую, - похвастался Очир. Он подошел к сестре, показывает ей книгу. - Это кто? - Очир показал рисунок: волосатый человек, с усами, с кудрявой, красивой бородой.

- Ленин, - ответила Жаргалма. - Ленин-багша.

Приезжая заглянула в книжку и улыбнулась.

- Нет, - сказала она. - Это другой большой человек- Карл Маркс. А вот здесь Ленин-багша нарисован.

Она показала новый рисунок - с большим лбом, с прищуренными, будто бурятскими глазами, умный человек нарисован. Не такая уж большая бородка, усы не очень густые.

Жаргалме неловко от своей ошибки.

- Как могла спутать, не знаю.

Жаргалма листает книгу.

- Ты молодая, - говорит ей гостья. - Надо в красный уголок ходить, в школу. Много нового узнаешь.

На следующее утро отец запряг коней, женщина-нойон уселась поудобнее на телеге и уехала, как ей положено Советской трудовой властью: на быстрой паре с красивой сбруей, на мягком сене, в самой удобной телеге.

Начальница уехала, а Жаргалма все думала о ней. «Женщины болтливее мужчин… А эта какая, лучше ли других? Слушаются ли ее мужчины, выполняют ли, что она приказывала? Какое собрание сделает там, куда привезет ее отец? Замужем или нет? Вообще-то женщина-нойон лучше, чем мужчина: водку не пьет, табак не курит… Зря я не рассказала ей о своей жизни…»