– Ты спрашиваешь, чего я хочу? Совсем немного. Чтобы ты испытал то же, что и я, когда твои дружки-язычники перебили наш отряд. Перед тем, как тебя вздернут на дыбе.
– За что? Что я тебе сделал? Мы были с тобой в одном отряде, и нам обоим удалось выжить. В чем тут моя вина? Дай мне попить.
– Что сделал? – Рудольф приблизился к Вальтеру и указал на свое лицо. Его щеки и лоб были густо иссечены многочисленными шрамами и гноящимися язвами, от которых исходил смрадный запах. – Полюбуйся на это! Я, благородный рыцарь из славного рода, влачу свою жизнь в нищете и презрении. Я провел в лесу три недели, голодный и безоружный. Насекомые изгрызли мое лицо, и мои раны не заживают. Никто не хочет общаться со мной, потому что мое лицо вызывает отвращение даже у меня самого. А ты, ничтожный лицедей и предатель?! Все это время ты нежился в довольстве и роскоши, окруженный женской лаской и вниманием самых знатных людей. Сам епископ Альберт благоволил к тебе! А теперь ты сидишь в женском платье, как жалкая потаскуха, пытаясь спрятаться от всего мира. И ты еще спрашиваешь, что сделал?
– Я никого не предавал. – К головной боли прибавилась отчаянная жажда. Надо было как-то урезонить рыцаря, но слова из пересохшего горла выдавливались с трудом, без привычной, завораживающей собеседников тональности, отчего и ему самому казались неубедительными. – Ты меня недолюбливал, я заметил это еще в отряде.
– Недолюбливал? Я тебя ненавидел! И следил за тобой. Я видел, как ты выписывал на священной бумаге для индульгенций колдовские знаки. Это ты вывел язычников на наш отряд. И ты плел заговор с ними здесь, в Риге.
– Ты ошибаешься. Я…
– Довольно. Завтра я покину Ригу. Но сегодня мой день!
Рудольф вышел наружу, и Вальтер смог по-настоящему осмотреться. К стенам всего помещения были прикреплены широкие лавки. К одной из них был привязан он сам. Пространство под лавками занимали выдвижные ящики, с крюков на потолке и стенах свисали веревки. Рудольф говорил о дыбе и о представлении. Может быть, это комната для каких-то простых, начальных пыток? Как он сюда попал? Вальтер попробовал припомнить последовательность событий. Вместе с невестами он добрался до берега. Прошел по скрытому водой мостику. Взобрался на палубу корабля. Подошел к борту. Вспышка в глазах. И… Где мой гитерн, внезапно встревожился он, словно это и было самым главным вопросом.
Даже когда дверь отворилась и в проеме вновь появился Рудольф, он все еще думал о своих инструментах. До сих пор музыка выручала всегда, что бы ни происходило вокруг. Он играл для знати и простолюдинов, для христиан и язычников, для пиратов и разбойников с большой дороги, играл во дворцах и притонах. Музыка и пение, как целительный бальзам, размягчали самые жестокие сердца, пробуждала давно забытые чувства. Что, если судьба странника вновь окажется благосклонна к своему непутевому пасынку?
Он попытался прочистить горло. Но первый же звук застрял в нем, будто вновь перекрытый кляпом, когда Рудольф дернул за сжатую в руке веревку, и в комнату ввалилась Лея. Ее руки были стянуты путами, ворот платья разорван, губы распухли, из ссадины на скуле сочилась кровь. Рыцарь толкнул ее на лавку у боковой стены так, что голова ее гулко ударилась о доски, привязал свой конец веревки к одному из крюков и вышел вновь.
– Что случилось? – Вальтер сумел наконец избавиться от осевшего в горле комка, но дверь вновь распахнулась, и в ее проеме возникла Ванга. На ее всклокоченных волосах не было чепца, правый глаз заплыл. Рудольф усадил ее рядом с Леей, подтянул ее руки выше головы и закрепил веревкой на потолочном кольце. Едва рыцарь вышел за новой жертвой, она попыталась выдернуть кольцо.
– Пусть Мать ночи поглотит этого урода! Чего он от нас хочет?
– Где мы? Что случилось? – опять спросил Вальтер.
– Там же, где были. На корабле. Мы пошли за тобой. А этот… этот урод помог нам взобраться на борт, а потом избил и связал. Мы сопротивлялись, но наш кинжал остался в глотке его приятеля, а у него был меч. Где Иво?
– Не знаю. Он…
– Воркуете, голубки? – Рудольф втолкнул внутрь последнюю пленницу. Лицо и одежда Виты были нетронутыми, ее страх выдавали лишь широко расширенные глаза. Рыцарь обращался с ней аккуратней, чем с остальными. Он усадил ее на скамью и даже не стал прикреплять связанные руки к крюку. – Почти все в сборе. Нет только того, кто построил мостик. Ему не хватило мозгов сделать его, как полагается. Да чего можно ожидать от язычника? Когда он придет? Говори!
Рудольф кольнул Вальтера мечом под ребро. Миннезингер вскрикнул.
– Он не придет.
Рыцарь наотмашь ударил его по голове ладонью.
– Кажется, ты не понял меня. Ты расскажешь мне сейчас всю правду про ваш заговор. Тогда я отдам всю вашу компанию магистру. Или самому епископу. Думаю, мне это зачтется. А вас спасет от дыбы. Наверное, вас просто четвертуют. Или колесуют. Как решат его сиятельство и его преосвященство.