Лизаветина загадка

Вот и сейчас он вел ее между бассейнами, одной рукой прижимая к себе, а другой прикрывая ей глаза. Бог знает, почему он решил идти не в обход по дорожке, а прямо здесь, поперек отдыхающих – добрая половина отеля лежала в этот час у бассейнов, принимая солнечные ванны. Они протискивались между лежаками с чьими-то ногами, шляпами, коктейлями, журналами и кремами, попутно что-то роняли, она визжала, ничего не видя перед собой, наступала ему на ноги, хихикала и спотыкалась, он кланялся и извинялся за нее перед встречными, которых сам же зачем-то и потревожил, и в этом был весь он – я не мог отделаться от ощущения, что он играет на публику. Он повел ее в сторону уличного лифта и, все еще не давая ей открыть глаза, завел в кабину, которая укатила их вниз. Там был мрачный скалистый тоннель, темный, хоть глаз выколи, а после него, как вспышка фотоаппарата, блестящее солнце и Черный пляж – изюминка и главное богатство отеля. Солнце собиралось садиться, самое время встречать закат на берегу, я и сам спускался туда каждый вечер, пользуясь тем, что остальные в этот час побегут в номера, чтобы переодеться и войти в ресторан ровно к началу ужина. Только я подумал об этом, как около лифта засуетились. Подкатили тележки с посудой, с едой, погрузили в кабину, а у лифта выставили ограждение. И я понял, что сегодня лишился Черного пляжа – как пить дать, парень забронировал его для очередного романтического жеста.

Он чем-то напоминал мне одного человека, которого я ни разу в глаза не видел, но был наслышан о нем от моего хорошего друга Макса – вот уже два года, как тот был его шефом. Знаменит он был тем, что умел уговорить работать на себя любого нужного ему специалиста, если этот специалист – дама. Причем, работать за смешные деньги. Каким-то образом он умудрялся сделать так, что дама соглашалась работать на него, имея на руках предложения гораздо более выигрышные. И действительно работала, землю носом рыла, все вокруг только диву давались. Как говорил Макс, весь фокус был в том, что с самого начала он давал понять, что неравнодушен к ней и что ее ждут перспективы не только карьерного полета.

Каждый раз он заводил одну и ту же песню о том, что документы уже поданы на развод и что если бы не сложные американские законы, он давно уже был бы свободен и сделал бы ее хозяйкой всей своей жизни. Вдохновленная его речами сотрудница творила для него чудеса – и на работе, и, как сплетничали, в спальне. Когда мы собирались мужской компанией, без жен, не обходилось без того, чтобы кто-нибудь не спросил Макса о том, как поживает шеф, и время от времени Макс радовал нас свежей порцией новостей – жизнь у шефа била ключом. Он все время находился под угрозой разоблачения и поэтому был вынужден бесконечно выкручиваться из всяких щекотливых ситуаций со своими дамами, но делал это так искусно, с такой находчивостью, что невозможно было им не восхищаться. Сколько раз он разводил их между собой в шаге друг от друга, отправляя на разных лифтах или на соседних такси, сколько раз на ходу обрывал свидание с одной, чтобы успеть примчаться к другой и по пути еще оправдаться перед третьей, и ведь ни разу, черт возьми, не попался! Было дело, он исхитрился преподнести одно и то же дорогостоящее колье дважды, сначала одной своей пассии, а затем другой, и, говорили, был чрезвычайно доволен собой из-за удавшейся экономии. А уж какие страсти кипели вокруг него перед 8 марта и Новым годом, на какие выдумки он шел, пытаясь провести обещанную ночь с каждой из них или хотя бы создать у каждой такую иллюзию! Среди нас были такие, кто и с двумя-то женщинами не сумел совладать и за какие-то полгода чуть не отдал богу душу, лавируя между женой и любовницей, а этот виртуоз годами безнаказанно водил за нос нескольких женщин, имея при этом троих детей и жену, которая, к слову, частенько прилетала из своей Америки, чтобы сопровождать мужа на важных мероприятиях, со многими была знакома лично и, судя по всему, ни на секунду не сомневалась в своем благоверном.