Устинья не обманула и через день была на пороге с узелком в руках. То утро надолго запомнилось и ей, и мне – я показывал новой экономке как пользоваться ванной. А еще на ходу сочинил устную инструкцию к туалету. И уже думал, что она сбежит, напуганная благами цивилизации, но на кухне Устя увидела бабушкин столовый сервиз, приборы с венецианским стеклом и медный кофейник. Я никогда не думал, что в этой простой крестьянкой девушке скрывается эстетка и ценительница прекрасного. Правда, позже выяснилось, что прекрасное она видит только в кухонной и столовой утвари. К вечеру Устя помылась в ванной, перестирала все свои вещи, получила от меня форменное платье, а в качестве поощрения за успехи в учебе я подарил ей чайную пару и ложечку.
Имение в Коломне продавалось со всей обстановкой и скарбом, я забрал только вещи моей бабушки – три сундука разных размеров. Собиравшая их прислуга сложила туда то, что имело отношение к старой хозяйке. В результате, в сундуках была аккуратно упакована совершенно невероятная коллекция предметов. Что-то пригодилось, а что-то просто не поднималась выкинуть рука. Как, например, остатки фаянсового сервиза, которым пользовались в людской – чашка с блюдцем, несколько тарелок, соусник и молочник. Два последних понравились Устинье сильнее, она смотрела на них, как папуас на стеклянные бусы. Так что средства для шантажа и поощрения экономки у меня имелись.
– Барин, а вы не боитесь, что я вас ночью обкраду и убегу?
– Не очень. Красть у меня нечего.
– Это вы так думаете, вон, три сундука добра.
– Такого добра и в соседней квартире навалом.
– А что я вас ночью убью, тоже не боитесь?
– Боюсь, наверное, – от этого вопроса я опешил. – Но не сильно. Соберешься убивать – сделай это быстро и чтобы я не мучился.
Устя промолчала и ушла в свою спаленку. Дверь закрылась, громко, как выстрел стукнула защелка. А утром меня ждал завтрак на белоснежной скатерти и из лучшей посуды. Я осторожно спросил, что у нас сегодня за праздник.
– Чой-то праздник? Колокола не звонят.
– Сервировка стола очень уж нарядная.
– Барин, у вас ренома пострадает, если вы будете есть как голытьба уличная, – Устинья посмотрела на меня с упреком. Я понял, что если не хочу поссориться со своей кухаркой, горничной, прачкой и экономкой в одном лице, не стоит с ней спорить. Кофе был крепкий и горячий, молоко свежее. К омлету Устя подала белый хлеб, сыр, ветчину и масло. Запахи, обстановка, были как детстве и на минуту мне показалось, что сейчас скрипнет дверь, в гостиную войдет бабушка и ласково погладит меня по голове.
На работу в тот день я ушел в отличном настроении. Я не боялся что экономка меня обворует – красть в этой квартире было нечего. Конечно, на Хитровке у скупщиков можно было получить деньги даже за мои старые портянки. Бабушкино наследство было дорого как память, но я решил рискнуть. Вечером меня ждал горячий ужин из трех блюд. В кабинете Устя только протерла пыль и отмыла пол, оставив все на своих местах. А вот гостиная заметно преобразилась – окна украсились занавесками, стекла стали, как им и положено,прозрачными, на каминной полке стоял букет полевых цветов и самые дешевые безделушки из бабушкиного сундука. Проследив за мои взглядом, свежеиспеченная экономка посчитала нужным объясниться.
– Нечего богатством хвастаться, показали что карман не пустой и ладно. Букет у Насти купила, всего за полушку. Сирота, а есть что-то надо. Я могла и копейку дать, вы бы не заметили, все равно цен не знаете.
– Отлично, будем считать, что доброе дело я сегодня сделал.
– Это какое? – Устя насупилась.
– Не стал тебя ругать. Я не сержусь, но надеюсь, что мы не будем кормить всю Хитровку. Спасибо за вкусный ужин. А гостиную ты сделала намного уютнее. Не скажешь, что тут живет старый холостяк.
Жизнь вошла в колею. Я много работал, много читал, раз в месяц бывал у родителей. Знакомые и родня меня навещать не рвались, так что светская жизнь была очень нерегулярной. Устинья получила свою мечту – молочник с соусником и совершенно освоилась. Оказалось, что она не знает, сколько ей лет, не умеет читать и писать. Считает, правда, шустро, особенно деньги. Я не планировал становиться Пигмалионом, но не мог не принять участия в судьбе Галатеи*. На заводе была открыта школа для рабочих и я договорился, чтобы она могла её посещать раз в неделю. Туда ученица добиралась вместе со мной в пролетке* Демьяна, того самого мрачного здоровяка. Он же отвозил её обратно. Накануне первого учебного дня я купил Усте букварь (понравились картинки), ручку с чернильницей-непроливайкой (всё-таки пролила на платье, плакала и боялась, что останется пятно) и карандаш. Брать подарки первоклассница сначала не хотела, сказала, что у неё есть свои деньги и она все купит сама. Но с аргументом, что идея учить её грамоте была моя, значит, мне и платить, согласилась. Ничто не предвещало смуты в нашем тихом болотце. Но у судьбы, как всегда, был припасен рояль в кустах.