После тех выходных я понял, что срочно нужны деньги из будущего, отдельное жилье для Усти и большая кровать – тахта в кабинете была слишком узкой для двоих. Как ни странно, Устинья не выказала недовольства переездом. Квартиры над гастрономом сдавали только семейным и в основном они были заняты работниками предприятий сахарного магната Сидоренко, который купил и перестроил старый полицейский дом. Туда не поселили бы одинокую девушку, но для прислуги респектабельного господина сделали исключение. Крошечная комнатка с кухней и туалетом показалась Усте дворцом. В моей квартире из спальни для прислуги сделали кабинет, из кабинета спальню, и я приступил к разработке плана по добыче денег 2017 года.
На каминную полку в числе прочих изящных мелочей моя экономка выставила пасхальное яйцо. Увидев его снова, я испытал ту же горечь предательства, что и три года назад. Эта безделушка была футляром для помолвочного кольца Эммы. Мода на подарочные яйца с сюрпризом пошла из императорского дома и, конечно, моей невесте хотелось иметь что-то подобное. Подарить ей изделие Фаберже я не мог, но заказал нечто похожее у ювелира, работавшего на эту фирму. Серебряное яйцо, украшенное синими иолитами и горным хрусталем, изготовил Хенрик Вигстрём, что подтверждало личное клеймо мастера. Внутри яйца была миниатюрная шкатулка, яблоко из розового сердолика. В нём – кольцо и крошечный ключик, как знак того, что она открыла моё сердце. Кольцо Эмма не вернула, она отдала только футляр. Это было сделано публично, в театре. Свидетелями моего унижения стали не только родители, но и несколько десятков знакомых. «Я возвращаю вам ваше кольцо и ваше предложение. Помолвка расторгнута» – помню, как автоматически забрал то, что она сунула мне в руки. Проверять наличие кольца мне не пришло в голову. Обман обнаружился дома, меня он не удивил, но сильно задел моих родных. Я забыл, куда сунул ювелирный шедевр и не интересовался его дальнейшей судьбой. Кто решил, что пасхальное яйцо принадлежит бабушке, не знаю. У неё было похожее, сделанное другим мастером. Теперь я нашел отличный способ избавиться от ненавистной вещи. Судя по тому, что мне рассказывала Лиза, безделушка за сто десять лет вполне могла вырасти в цене. Сначала я хотел сочинить какую-нибудь историю про друга, но вспомнил, что обещал никогда не врать. Разговор состоялся в один из совместных обедов.
– Лиза, помнишь я говорил про безделушку с несчастной историей?
– Ага. Мне до сих пор ужасно любопытно, хоть я тогда и не решилась спросить, – она взяла шкатулку с полки и принялась крутить её в руках.
– Три года назад я собирался жениться. Свадьба расстроилась. Кольцо я дарил в яйце.
Лиза неожиданно хихикнула, смутилась, прошептала «Извини» и уставилась на меня огромными голубыми глазами, в которых весело скакала добрая сотня чертенят.
– Что смешного я сказал?
– Ты знаешь сказку про Кощея Бессмертного?
– Конечно, – я вспомнил народную байку и от души захохотал. В этот момент я понял, что наконец-то совершенно свободен от злого наваждения по имени Эмма.
– Там смерть Кащеева! – страшным загробным голосом сказала Лиза, потрясла яйцом и тут же деловито переспросила – А утку с зайцем ты зажарил и съел?*
– Не успел, они ускакали и улетели. Я не знаю, сколько стоит это пасхальное яйцо. Оно не Фаберже.
– А жаль. Хватило бы на самолет и небольшой остров в Тихом океане…
– Ты хочешь свой остров?
Лиза неожиданно смутилась.
– Я выгляжу меркантильной?
– Нет, ты выглядишь искренней. Хочешь личный необитаемый остров?
– Иногда. Люблю побыть одна.
– А меня взяла бы с собой?
– Да.
Я не удержался и поцеловал её в губы. Возвращаться к деловому разговору не хотелось, но желание заводить его ещё раз вообще отсутствовало.
– Не знаю, куда пристроить этот Кащеев подарочек. Может, давно пора выкинуть, а может, порадовать какого-нибудь любителя антиквариата.
Лиза задумалась на пару секунд, достала телефон (я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что это плоское нечто тоже телефон).
– Не понимаю, что у тебя в квартире со связью. Давай я его сфоткаю и покажу знакомому владельцу антикварной лавки?
– Спасибо.
Совершенно неожиданно яйцо вызвало бурный интерес. Купил его один из частных московских музеев, заплатив вполне приличные деньги. С этого момента «выходить в люди» мы стали чаще. Правда, каждый раз это была прогулка по минному полю. Было странно притворяться современником Лизы. На каждом шагу я видел такие чудеса техники, что хотелось говорить только междометиями: «Ого! Ох! Ах! Ух ты!». Но приходилось держать лицо, даже когда мы катались в метро. Я научился есть суши палочками, влюбился в уличные кафешки на Аптекарском огороде и книжный магазин Гиперион. Это там я купил учебник истории. Мне казалось, что делать этого категорически нельзя, но желание узнать будущее было сильнее. Книгу пришлось спрятать в кладовке за кучей хлама, который Устя почему-то отказывалась нести старьевщику.
Да, да, я помнил, каждый миг помнил, что мне нужно сказать Лизе правду, но казалось, что еще есть время. Ключевое слово – «казалось». Однажды она просто не пришла.