На самом деле он давно уже понял, что затеял Казимир, и у него было достаточно времени, чтобы обдумать план действий. Стефан сделал вид, что одно весло вырвалось из воды, и мощным движением выдернул его из уключины. Перегруженная лодка накренилась, а Стефан, схватившись за валек двумя руками, ударил Казимира веслом в горло.
Он метил в голову, но так получилось даже лучше. Казимир издал булькающий звук и повалился за борт, не успев вытащить пистолет из кобуры. Хилый солдат вскочил на ноги — но лучше бы он этого не делал, потому что Стефан просто резко качнул лодку, и солдат повалился спиной на завизжавших детей. А Стефан два раза опустил весло ему на голову.
— Вот так, — сказал он, с гордостью глядя на Златку. А она смотрела на него восторженно и влюблённо, как смотрят на человека, спасшего тебя от неминуемой гибели.
— Стефан… — произнесла она.
Но больше ничего сказать не успела. Потому что из-за борта лодки появилась вдруг узкая сильная рука, схватила её за волосы и рывком сдёрнула в воду.
Это был Казимир. Вряд ли он действовал обдуманно — скорее всего, вцепился в первое, что попалось ему под руку. Но в том, что он утопит Златку, сомнений быть не могло.
И тогда Стефан бросил вёсла и прыгнул в воду.
— Он был очень сильным парнем, — сказала старуха. — Высокий, широкоплечий, мышцы как железо, так прямо и бугрились под кожей. Ох, как он мне нравился! Никого уж потом я не встречала такого сильного да ладного, как Стефан. Муж мой покойный хороший был человек, и смелый, и крепкий — да только до Стефана ему было далеко. Господи прости.
Пётр разыскал её в деревне по приметам, которые сообщил ему официант Марко. О самом Стефане Марко говорить отказывался наотрез, а про его бывшую девушку нехотя рассказал — правда, после двух бутылок крепчайшей сливовицы.
Бабушка Злата была полненькая, румяная, с ярко-белыми седыми волосами. Но когда она показала Петру свои школьные фотографии, он увидел, что Стефан ничуть не преувеличивал: в юности Златка была черноволосой и черноглазой красоткой, и характер у неё был, судя по лукавому выражению лица, заводной и весёлый.
— Но вода была очень холодная, а тот гад цепкий был, как клещ. Когда Стефан до него добрался, он меня выпустил, и я сумела влезть обратно в лодку. А они со Стефаном долго боролись в воде и оба утонули.
— Как это — утонули?… — осторожно переспросил Пётр. Речь бабушки Златы была обильно сдобрена какими-то диалектизмами, из-за чего он понимал её с пятого на десятое.
— Да, — печально закивала старушка. — В заливе сильные течения, их, видно, отнесло отливом в море, потому что тел так и не нашли.
— Но он… — начал Пётр, но она поднесла к губам обтянутый пергаментом палец.
— Знаю, знаю. Говорят, что Стефан иногда приплывает в городок и просит дать ему напиться сладкой воды. Вроде бы кто-то даже видел, как он гребёт на своей лодке к тому острову, на котором служил когда-то монахом. Но это все сказки. У нас тут любят страшные сказки. Хочешь ещё ракии?
Пять месяцев спустя Пётр сидел на террасе «Тритона» и пил вино.
Роман был закончен, и Пётр без ложной скромности мог сказать, что он получился сильным. Не то, чтобы хорошим или даже блестящим — просто очень мощным. Упругая, мускулистая проза, жёсткий, точный в деталях, стиль. Пётр был доволен. Два дня назад он отослал файл с романом своему редактору, и ожидал восторженных отзывов. Впрочем, пока редактор молчал — видимо, читал и не находил слов, чтобы выразить своё восхищение.
Теперь Пётр был полностью свободен и мог делать всё, что душе угодно. Он хорошо помнил, как ему хотелось посетить горные монастыри, и старую столицу, и карстовые пещеры в заповеднике к северо-востоку от побережья — всё это не давало ему покоя, пока он работал над книгой, а теперь, когда он был волен поехать в любой уголок страны, его охватила какая-то странная апатия. Может быть, виновата была весна, волшебная и неожиданно тёплая, окутавшая городок бело-розовой пеной яблоневых и вишнёвых садов, расцветившая горы пятнами яркой зелени и каждый вечер дарившая фантастически красивые закаты. А может быть, он просто устал.
Теперь Пётр каждый день сидел на веранде «Тритона», пил вино и любовался заливом. Конечно, он много думал о Стефане и его странной истории. После того, как старик привёз его обратно к «Тритону», Марко и другие официанты стали относиться к Петру как-то иначе: как ему казалось, со смесью лёгкой настороженности и уважения одновременно. Потом это прошло, но попытки расспросить их о Стефане ничего не дали — в конце концов Пётр смирился с тем, что никто не хочет разговаривать с ним о старом лодочнике.
Но последний разговор со Стефаном по-прежнему не давал ему покоя.
На обратном пути Стефан почти всё время молчал. Когда до набережной оставалось метров сто, Пётр спросил:
— Сколько я вам должен?
Тогда Стефан заглушил мотор и посмотрел на Петра долгим запоминающим взглядом.
— Монету, — сказал он, наконец. — Ты должен заплатить одну монету. Но не сейчас.