Лодки уходят в шторм

Привольненский Комитет обороны сообщал: "…отправили ряд товарищей в села Белясуварского участка. Ждем революционных подкреплений. Сегодня послали ультиматум в Пришиб. Если не сложат оружия, не позже как завтра начнем действовать. Ждем и надеемся на ваше одновременное выступление на Николаевну…"

Наумов долго молчал, наконец сказал:

— Вечером решим с командующим Орловым. Если сможем, завтра же выступим.

Сергей радостно закивал головой.

— Если сможем, — задумчиво повторил Наумов. — Когда ты возвращаешься?

— Когда скажете. Только на минутку забегу в госпиталь, мамку проведать.

— Нет госпиталя. Перевели на остров Сару.

"Так вот почему мама не приходит домой", — подумал Сергей и сказал:

— Ну, я смотаюсь туда!

Сейчас он пожалел, что оставил коня: чтобы попасть на остров Сару, нужно сперва добраться до поселка Перевал, а до него из Ленкорани 12 верст!

— Как знаешь, — ответил Наумов. — Только утром — как штык у меня!

— Есть, товарищ председатель! — Сергей поднялся и вышел.

В коридоре Сергей столкнулся с Беккером. Тот спешил, был чем-то сильно озабочен. На ходу перекинулись двумя-тремя фразами. От Беккера узнал, что Салман еще не возвращался с гор, из отряда Гусейнали, и кто знает, когда сможет прийти: банды окружили город с трех сторон, отрезали его от сел…

На Перевале пристань была забита женщинами, стариками и детьми, у всех узлы, чемоданы, корзины. В страшной давке у причала люди старались попасть на катер, баркас или подчалок, надеясь скорее переправиться на остров. Несколько красноармейцев с трудом сдерживали их натиск, увещевали, покрикивали. Сергей пытался протиснуться, но его оттерли. Тогда он отошел в сторону, сел на землю, разулся, связал ботинки шнурками и повесил их на шею и в чем был, в штанах и косоворотке (будь он в гимнастерке и сапогах, еще подумал бы), прыгнул в воду и широкими саженками поплыл к острову, — что ему, заядлому пловцу, несколько десятков метров проплыть!

Госпиталь нашел сразу по белому флагу с красным крестом, развевавшемуся над длинным приземистым бараком. Попросил вызвать медсестру Марию Морсину.

Увидев сына, мокрого с головы до ног, Мария всплеснула руками:

— Батюшки! Сынок, что с тобой? Ты тонул?

— Да не, мам, спешил к тебе… — наморщил в улыбке нос. — А что отец, не вернулся еще?

— Нет, сынок, не вернулся, — вздохнула Мария.

Под госпиталь отвели старую баржу и складской барак на пристани. Весь персонал врачей и сестер хлопотал по размещению больных, прибывающих из Ленкорани. Мария не имела времени поговорить с сыном спокойно, только на ходу, урывками, то и дело убегая по вызову врачей. Покормила чем могла, поцеловала на прощание.

— Ты поосторожней, сынок, береги себя.

Обсохнув на солнце, Сергей сел в баркас — от острова к Перевалу они возвращались порожними, — вернулся в Форштадт и с заходом солнца повалился спать: сморила усталость и волнения двух последних дней. Ах, как все-таки хорошо в собственной постели!..

Темная, пасмурная ночь опустилась на Ленкорань. Изнуренный дневным зноем, как малярик приступом лихорадки, город забылся тяжелым, беспокойным сном. Все спало: и дома с закрытыми ставнями, и черные деревья с поникшей листвой, и стаи птиц на ветках… В ночной тиши, нарушаемой порой далеким лаем собак, звонко, надоедливо и тревожно свиристели сверчки. Через равные промежутку времени мутное небо вспыхивало голубоватым отсветом маяка. Его свет падал и в окно маленькой комнаты в домике на Форштадте, скользил по железной койке, на которой, свернувшись калачиком, спал Сергей.

Ровно в полночь в горной части Ленкорани — Галайчылар взвились к небу языки огромного костра, и его багровые отс-кеты задрожали на мутном небе: но приказу Шахверана бандиты подожгли дом. Это был сигнал к наступлению. И сразу же сотни всадников, смяв сторожевые посты, с трех сторон ворвались в сонные улицы Ленкорани. С дикими криками, гиканьем, стреляя, рубя, тонна, рвались они вперед, к центру города.

Тревожная команда "В ружье!" сдула с постелей красноармейцев, и они, даже не успев одеться, бросились в бой, Дрались за каждый дворик, каждый переулочек, каждую улицу. Дрались упорно, отчаянно. Кончались патроны — бросались в рукопашную, кололи штыками, били прикладами. Дрались даже тогда, когда озверелые бандиты обходили горстку бойцов, окружали их и орущей оравой набрасывались, чтобы изрубить смельчаков на куски.

Никакой четко очерченной линии обороны не было, и ото затрудняло руководство боем, а бандиты, пользуясь внезапностью нападения и ночной темнотой, растекались по улицам, теснили красноармейцев, а те с боем отступали к Маячной площади.

Сергей вскочил, прислушался. С трудом попадая ногой в штанину, быстро оделся и бросился на улицу, добежал до маяка. На площадь с прилегающих улиц, отстреливаясь, сбегались красноармейцы.

Сергей схватил за руку одного из них, спросил, что происходит.

— Не видишь, басурмане прут, мать их растак! — зло выругался тот и побежал за маячную ограду, где собирались красноармейцы, чтобы занять круговую оборону.