Лодки уходят в шторм

Такой случай представился осенью 1915 года. По кораблям Балтфлота прокатилась волна стихийных бунтов, и один из первых — на „России“. Матросы требовали улучшения нищи, человеческого обращения и удаления офицеров, занимающихся мордобоем. Бурачок прекрасно видел, что Ульянцева не только не было в толпе бунтующих, но он еще удерживал от участия в бунте многих матросов. (Большевики были против стихийных выступлений, распыляющих силы.) Но когда началось расследование, в число шестнадцати политических по настоянию Бурачка попал и Ульянцев, хотя подпольная организация не была раскрыта. И Ульянцева списали в 1-й Балтийский флотский экипаж…

— Что же ты, Тимоша, бурачок остывает, — напомнила Таня.

Ульянцев отер лицо широкой ладонью, словно смахнул воспоминания, и принялся за еду. Таня сидела напротив, напряженно смотрела на него: сказать — не сказать о ребенке? Что-то тревожно было на душе.

— Ты не заболела ли, Танюша? — справился Ульянцев, уловив беспокойство в ее глазах.

— Здорова, Тимоша, здорова…

Ульянцев молча доел, молча собрался. В дверях поцеловал ее в лоб и сказал, как всегда:

— Ну, я пошел.

— Ну, давай, — кивнула Таня.

— Ага… — отозвался Тимофей с порога.

Дел в трибунале было невпроворот. Войдя в свой председательский кабинет, Ульянцев распорядился привести купца Катукова. Чекисты задержали его незадолго до мартовского мятежа. На базаре, собрав вокруг себя торговок и обывателей, Катуков злорадно говорил: „Скоро в Астрахань на белом коне въедет Деникин, и тогда все комиссары с их Кировым будут болтаться на фонарных столбах“. Анонимное письмо аналогичного содержания получил Киров.

— Гражданин комиссар, за что меня взаперти содержат? Ей-богу, не говорил ничего, — истово крестился Катуков. — Богом заклинаю, пожалейте деток, отпустите… уж как молиться буду…

Он повалился на колени, по щекам потекли слезы, но глаза смотрели настороженно.

— Встаньте!

Слезы купца не тронули Ульянцева. Сколько таких, способных и на слезы, и на любую подлость и низость, прошло перед ним за полтора года! Труднее всего было судить первых трех…

В сентябре 1917 года Кропштадтский краевой Совет назначил Ульянцева председателем Общественно-демократического суда над провокаторами. Первыми перед судом предстали Шурканов, Баишев и Шиба, провалившие Главный судовой коллектив кронштадтской партийной организации, созданной Ульянцевым и унтер-офицером Иваном Сладковым. В целях конспирации Ульянцев принял псевдоним Отраднев, разработал шифр, дал кораблям конспиративные имена: „России“ — „Родион“, „Авроре“ — „Аня“, „Гангуту“ — „Гавриил“ и т. п. Начальник Петроградского охранного отделения доносил: „В Кронштадтском коллективе дело поставлено очень серьезно, конспиративно, и участники — все молчаливые осторожные люди“. Организация не провалилась бы, если б не платные агенты охранки, провокаторы Шурканов, Баишев и Шиба. 26 октября 1916 года Ульянцев, Сладков, еще пятнадцать военморов и трое гражданских лиц предстали перед судом. Им грозила смертная казнь.

Но едва начался суд над кронштадтцами, а в Петрограде — над тридцатью солдатами, выступившими на защиту рабочих Выборгской стороны, избитых жандармами, в Петрограде вспыхнула мощная забастовка протеста. Более ста тысяч рабочих четыре дня высыпали на улицы.

И рука палача дрогнула.

Ульянцева осудили к восьми годам каторги и отправили в Петроградскую пересыльную тюрьму. Пока он там ждал этапа, грянула февральская революция. Ульянцев вышел на свободу, а Шурканов, Баишев и Шиба сели на скамью подсудимых. Как они юлили и изворачивались, как они каялись и валили вину на агента „Записного“, на начальника охранки, на кого угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Зрелище человеческой низости не раз вызывало у Ульянцева тошнотворное омерзение.

Подобное чувство испытывал он и теперь, глядя на мокрое от слез лицо Катукова.

— Встаньте! Откуда у вас в сарае пулемет?

„Нашли!“ Катуков перестал плакать, сел на стул, глаза расширились от страха.

— Пулемет? Какой такой пулемет?

Зазвонил телефон:

— Товарищ: Ульянцев, Сергей Мироныч просит зайти.

Пришлось прервать допрос.

Предложение Кирова поехать с группой товарищей в оккупированный англичанами мусаватский Баку было неожиданным, но Ульянцев внимательно выслушал Кирова и твердо ответил:

— Готов ехать, Сергей Миронович…

9

Выйдя от Кирова, Ульянцев медленно побрел по залитой солнцем улице. Дел в трибунале было много, но он не спешил, хотел разобраться в хаосе мыслей, смутном чувстве сомнения, а может быть, недоброго предчувствия, охватившем его. Разве мало опасных, ответственных дел поручалось ему?

…Вскоре после победы Октября петроградский ВРК поручил ему организовать десять летучих отрядов для борьбы с расхищением продовольственных грузов. Ему доверили судьбу голодного Петрограда! Где-то на станциях, в туниках стояли составы с продовольственными грузами, их растаскивали всякие мародеры и мешочники, а петроградцы голодали, получали по двести граммов хлеба в день! Летучие отряды, созданные Ульянцевым, навели порядок, и уже с конца ноября хлебный паек стал повышаться…