Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

8. Но предположенный нами тон скрывает в себе еще нечто дальнейшее. Ни единичный тон, ни несколько тонов не могут быть представляемы иначе, как во времени; как цвет не может быть представляем иначе, как в пространстве. Если, следовательно, довести до своего сознания то, что мы представляем, когда мы представляем себе тон А, то мы найдем здесь вместе с тем и представление времени. И тут повторяется то же самое: если бы мы теперь предположили, что время можно выделить в качестве простого, не поддающегося дальнейшему анализу элемента, то оказывается, что время мы не можем даже представить как безусловно изолированное, не представляя вместе с тем нечто и притом различное и многое во времени. Точно так же и пространство мы не можем представить себе, не мысля о том различном, что находится в пространстве. Таким образом, и здесь природа наших представлений отказывает в своем содействии стремлению найти безусловно простое и изолированное. Правда, мы встречаем различимые элементы, но они всегда требуют друг друга. Далее, то отношение, в каком время и пространство стоят к своему наглядному содержанию, является вместе с тем существенно отличным от того, в каком тождество и т. д. стоят к своим объектам. Тем самым мы имеем глубоко отличные синтезы того, что мы можем различать в пределах представляемого. Пользуясь кантовским выражением, мы можем обозначить это различие в виде противопоставления пространства и времени как форм наглядного представления формальным категориям.

9. Если определение понятия движется в области того, что мы представляем как сущее, и поскольку мы представляем его как (действительно или возможно) сущее, то здесь снова получаются другие элементы. Так как все сущее мы представляем как вещь со свойствами и деятельностями и ни одно единичное сущее мы не в состоянии представить вне всякого отношения к другому сущему, по крайней мере, к нам самим, поскольку оно есть наш объект, то во всем том, что мы представляем как сущее или как могущее быть, содержится вместе с тем этот круг сопринадлежных определений, который столь же мало может быть разложен на изолированные признаки и который заключает в себе третий вид синтеза – различающегося, синтез вещи с ее свойствами и деятельностями. Эти элементы мы называем реальными категориями.

Традиционная логика, как правило, избирает в качестве своих примеров понятия о вещах, а в качестве признаков этих понятий являются затем их свойства (в качестве признаков понятия «золото» – «тяжелый, желтый, блестящий» и т. д.). Но тем самым полагается уже совершенно определенный вид синтеза этих признаков, именно синтез свойств в вещи. Синтез этот имеет существенно иной смысл, нежели синтез признаков сложного понятия о свойстве или деятельности, и опять-таки иной смысл, нежели синтез отдельных вещей в целое посредством определенных отношений, связывающих их. И это может вести лишь к заблуждениям, если безразлично все – трехсторонняя фигура, темно-красный цвет, вращательное движение, желтое тело, покрытое шелухой зерно и т. д. – выражается одной и той же формулой А = а b с d, словно это сопоставление может быть выражением всегда одинакового способа соединения.

Если эти реальные категории несомненно являются элементами наших представлений о сущем, то само собою также понятно, что там, где речь идет об установлении понятий, сами эти категории должны быть уже наперед фиксированы в понятиях, их необходимо наперед выработать до полной ясности из ненадежного и шаткого применения популярных, руководимых словесными формами различий вещи, свойства и деятельности. Всякое определение понятия в области сущего предполагает, следовательно, признанную теорию о сущности этих категорий, оно лишь постольку является логически завершенным, поскольку логически завершенной является эта теория, и может иметь силу лишь постольку, поскольку допускается эта последняя. А сама возможность такой теории покоится на возможности уверенно создавать согласующиеся понятия о самих категориях, т. е. на возможности доводить до сознания путем анализа наших мыслительных процессов то, что с закономерной необходимостью мыслится всеми, поскольку они мыслят нечто как сущее.