Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Таким образом, логическая оценка по цели в действительности находит уже как положительные, так и отрицательные суждения. И поэтому от этого логического рассмотрения, которое, исходя из цели, оценивает действительно совершающиеся движения мышления, необходимо отличать психологическое исследование, которое спрашивает о том, что происходит в нашем действительном мышлении, где в течение этого последнего возникает отрицание, и как вообще может возникнуть та общая целевая мысль об истине, которая лежит в основе одобрения и неодобрения. И моя точка зрения, с которой в существенных пунктах согласен сам Виндельбанд, в коротких словах сводится к следующему. Я исхожу из простейших непосредственных актов суждения, которые коренятся в наглядном представлении; соединение представлений и достоверность его значимости даны вместе с тем совершенно помимо всякой рефлексии, и здесь еще не может быть речи о той или иной сознательной цели. Эти акты суждения выполняются нами совершенно непреднамеренно, с неуклонностью естественно необходимого процесса, – познавание предметов окружающей нас обстановки, суждение о том, что это находится здесь, а то там, и т. д., – и наши шаги сопутствуются здесь непосредственной очевидностью. Если бы по психологическим законам мы не совершали и не могли совершать никаких иных соединений представлений, то нам и на ум не приходило бы спрашивать об истинности и ложности. Однако наше мышление выходит за пределы данного; через посредство воспоминаний и ассоциаций возникают суждения, которые прежде всего равным образом образуются с тою мыслью, что они выражают действительное, – например, когда мы ожидаем найти знакомое на знакомом месте или предполагаем о каком-либо цветке, что он пахнет. Но часть того, что предполагается таким образом, сталкивается с непосредственно достоверным: не находя того, чего мы ожидали, мы приходим к сознанию разницы между просто представленным и действительным; то, в чем мы непосредственно уверены, есть нечто другое по сравнению с тем, о чем мы судили в предвосхищении о том. И теперь выступает отрицание, которое уничтожает предположение и отказывает ему в значимости. Тем самым создается новое поведение, поскольку субъективная комбинация отрывается от сознания достоверности. Субъективная комбинация сравнивается с той, которая не вызывает сомнений, и познается ее отличие от этой последней. Отсюда возникает понятие значимости. Но поведение это возможно лишь при предположении не одной только субъективной комбинации – тут предполагается также и склонность считать эту последнюю значимой. Отрицание, как говорит Фихте, по содержанию обусловлено, оно лишь по форме безусловно. Точно так же и понятие различия (которое Шуппе с полным правом подчеркивает в его значении для отрицания) хотя и предполагает представление о различных объектах, но оно еще не дано вместе с этим представлением, и как общее понятие, оно возникает лишь благодаря рефлексии над отдельными различениями. Итак, отрицание двояким образом зависит от положительного суждения: оно предполагает таковое суждение в качестве объекта, которое и мыслится здесь с ожиданием его значимости, и в то же время отвергает испробованное утверждение. И основанием для этого отвержения первоначально служит опять-таки нечто положительное – данный объект, отличие которого от моего представления познается – verum sui index et falsi. И сознательная цель истины может возникнуть лишь тогда, когда мы делаем эти опыты. Мы не можем ощущать ценности истины, если наше внимание не обращается на это ее противоположностью. Но мы должны испытать, с одной стороны, непосредственную очевидность непосредственных суждений, с другой – отличие субъективных комбинаций от непосредственно достоверного, и лишь тогда можем мы образовать понятие истины.

Это отношение, согласно которому отрицание не одинаково первоначально, как положительное суждение, а напротив, предполагает это последнее как со стороны синтеза субъекта и предиката, так и со стороны достоверности этого синтеза, – это отношение ясно отражается в языке. Если бы был правилен тот взгляд, что утверждение и отрицание суть будто бы два одинаково первоначальных способа отношения к первоначально проблематическому синтезу «S – P», – то в таком случае нужно было бы удивляться (Бергманн и Виндельбанд категорически это признают), что утверждение в большинстве случаев не находит себе никакого особого грамматического выражения. Тогда как отрицание имеет таковое выражение. Лишь тогда появляется ή μην, «подлинно», «воистину» и т. п., когда необходимо бывает противостать угрожающему отрицанию.